Уже на смертном одре, в возрасте двухсот восьми лет, самый богатый человек в мире откроет окружившим его ложе правнукам секрет своего успеха.
– Когда я был маленьким, – скажет он, – в соседней квартире жила сумасшедшая старуха. Она вечно утверждала, что людей хлебом не корми – дай пострадать. Вычитала это в какой-то древней книжке и потом часто повторяла – вроде как для смеху. А я подумал: дай-ка проверю, вдруг это правда? И, как видите, не ошибся. Этой старинной шутке мы обязаны своим состоянием…
Правнуки станут вежливо кивать, почтительно переминаться с ноги на ногу, шурша крыльями парадных одежд. Будут ждать, когда старик испустит последний вздох, чтобы уйти наконец из спальни – легкой походкой, едва касаясь земли. А потом ускорить шаг, почти бегом пересечь огромную усадьбу, запереться в рабочем кабинете, настроить сложную аппаратуру и всласть погоревать о его кончине.
Потому что людей хлебом не корми, дай пострадать, вот уж действительно.
Сказка про живых и мертвых
Среди множества дурацкий историй, для которых я – единственный шанс быть рассказанными, особое место занимает история ничем не примечательного человека, который живет себе на белом свете, в любом большом городе, или даже во всех больших городах сразу – это как раз совершенно ничего не меняет. Не прозябает, не бедствует, не ютится где-нибудь в третьем кругу спального микро-ада, среди серо-зеленых обоев, с видом на пивной ларек и районную санэпидемстанцию, а проживает свою единственную и неповторимую жизнь со вкусом и удовольствием. Кофе с имбирем и кардамоном, апельсин и стакан минеральной воды по утрам, увлекательная работа, приятные и необременительные романы, несколько нежных, ни к чему не обязывающих дружб, скрепленных скорее красным китайским чаем, чем кровью, долгие прогулки по вечернему городу, короткие поездки на природу, регулярные визиты в супермаркет, неделя в Египте зимой, две недели в Финляндии летом – такая славная, размеренная, приятная во всех отношениях жизнь.
Живет он себе и живет, наслаждается немудреным, но гармоничным узором собственноручно налаженного бытия, но время от времени просыпается с неприятным ощущением: что-то тут не так. Сердцем чует, а объяснить не может, даже себе. «Раз так, – думает, – надо бы махнуть на все рукой и жить дальше». Сказано – сделано, вот и машет наш герой на все рукой, а то и двумя руками сразу, ежедневно, с утра до ночи – без толку.
С годами скверное предчувствие посещает его все чаще. «Кризис среднего возраста», – убеждает себя человек, хоть и не верил никогда прежде в этот самый пресловутый кризис. Ну, надо же хоть что-то себе говорить в таких случаях…
Дальше должно случиться следующее. Однажды, когда герой наш дойдет до ручки, а земная жизнь его – совершенно верно, до половины! – существо, которое он считает своим ближайшим другом, при стечении некоторых причудливых обстоятельств скажет ему: да, кое-что действительно
Видишь ли, – объяснит лучший друг, – та самая смерть, которой вы все так боитесь, вовсе не впереди, а позади. Вы все уже умерли, были похоронены, как собаки, без соблюдения надлежащих ритуалов, вот и маетесь тут дурью своей загробной, пока последняя косточка не истлеет где-то там, в черноземе, под ногами живых.
Я-то, – признается лучший друг, – совсем другое дело, младший ангел-утешитель четвертого разряда. Работа у меня такая: дружить с вами, дураками, следить, а вдруг кто догадается, как обстоят дела? Ну и тогда уж открыть правду, во всей ее неприглядности. Зачем людям, пусть даже и мертвым, голову зря морочить?
Герой наш, нежный яппи из большого города, должен, по идее, совершенно ошалеть от такой новости. Сперва он, понятное дело, не поверит лучшему другу, станет говорить: «Ну да, отличная метафора, я все понял, хватит». А ангел-утешитель четвертого разряда будет стоять на своем. И в качестве неопровержимых доказательств приведет несколько примеров, описывающих самые что ни на есть обычные и привычные для нас явления.
Дескать, где это видано, чтобы живой человек забывал свои сны? То-то же…
И еще: только мертвые готовы тратить свое время на ссоры и дрязги. Живым-то делить нечего.
И: только мертвые способны испытывать страх и тоску, так они ощущают, как где-то, по ту сторону доступных им вещей, рассыпаются в прах принадлежавшие им когда-то тела.
И наконец, напоследок: всем вам нужно, чтобы вас кто-то любил, а сами не можете. А живым любовь не нужна, живые любят сами, да так пылают в этом огне, что не нуждаются в чужом. Любит их кто-то, или нет, это для живых дело десятое, не замечают даже, не чувствуют разницы.
Младший ангел-утешитель четвертого разряда или старый друг, мудрец, фантазер и насмешник, каких мало? Врал ли он вдохновенно, говорил ли правду – какая разница?
Если эта история когда-нибудь будет рассказана, ответа на этот вопрос в финале быть не должно. Потому как единственное, что мы, живые ли, мертвые ли, можем сделать друг для друга – дать шанс усомниться: а вдруг все не так?