Отдельная история - телеграммы, оповещающие о внезапном приезде дальних родственников, или просто знакомых. Сейчас-то на чашку кофе к приятелям без предварительного телефонного звонка мало кто заходит, но в семидесятые годы многие жили без домашних телефонов, да и церемонились друг с другом куда меньше. Телеграмма нередко становилась своего рода ультиматумом: никто не спрашивает, хочешь ты принимать гостей, или нет, твое дело маленькое, иди на вокзал, встречай.
Тут вот что интересно. Незваные гости из других городов заезжали к нам довольно часто, и я почти не припомню случая, чтобы телеграмму, оповещающую о приезде, приносили вовремя. Обычно выходило так: гости, проклиная все на свете, но не слишком удивляясь, добирались с вокзала сами; дома у нас начинался переполох, родители метали на стол еду и бегали к соседу дяде Павлику за самодельным коньяком. В разгар застолья раздавался звонок в дверь: "Вам телеграмма". Такое положение дел считалось нормальным, никто особо не удивлялся и не возмущался такому порядку вещей, только посмеивались добродушно.
В чем тут дело, не знаю. Возможно, виноваты были сами путешественники: им в голову не приходило оповестить о своем приезде заранее, за несколько дней до этого чудесного события. Обычно телеграмму: "
Впрочем, могу допустить, что телеграфисты специально придерживали телеграммы со словом "встречайте" до полной утраты актуальности - из какого-то тайного злодейства, или даже из практических соображений, чтобы насильственно отучить граждан от экономии, заставить их раскошеливаться на "срочные" и "молнии".
В детстве телеграфный стиль казался мне этаким анархическим шиком. Очень хотелось поскорее вырасти и всегда писать вот так, рубленными, корявыми фразами, без предлогов, союзов и прочих служебных слов. Казалось, что это такая особая взрослая привилегия: безграмотно писать, чтобы смешнее было.
Но школьная учтельница Зоя Викторовна объяснила: это вовсе не для смеху делается, просто каждое слово стоит денег. Причем короткое слово стоит столько же, сколько длинное. Поэтому, дескать, приходится отказываться от некоторых коротких слов - из экономии.
Новость меня потрясла: слова, оказывается, денег стоят. Надо же!
"Сколько?" - спрашиваю.
Три копейки, оказалось. Как стакан газировки с сиропом.
С тех пор я, надо понимать, знаю цену словам.
©Макс Фрай, 2004
Про записки
В нашей семье было принято коммуницировать при помощи записок. Возможно потому, что мы очень долго жили без телефона.
Основное назначение этих домашних записок, которые мы оставляли друг другу на кухонном столе (или в дверном ящике для ключей) - успокаивать, информировать, опекать на расстоянии. Мама с папой в кино, котлеты в холодильнике, яблоки в авоське за окном, чай в термосе - следовательно, жизнь прекрасна. Даже неприятное задание: пообедать, вымыть посуду, или, скажем, убрать в комнате, если оно не озвучивалось вслух, а было написано на линованном клочке бумаги, совершенно меня не огорчало. Записка призывает совершить усилие, да, но не требует немедленной реакции. Вполне, значит, можно посидеть, потянуть время, повалять дурака. Жалкое подобие свободы, да, но в детстве оно кажется вовсе не "жалким" и не "подобием", а настоящей вольницей.
Была еще отличная возможность докладывать родителям о мелких бытовых и школьных неприятностях при помощи записки. И приврать можно в свою пользу, и не так стыдно, как вслух, и - если написать записку, а потом удрать во двор и гулять до темноты - есть шанс, что к моменту моего возвращения мама уже утратит желание устраивать итальянский скандал, а просто устало скажет: "Ну как же ты так?" - а папа, может быть, успеет заклеить разорванную библиотечную книгу, или вынести на помойку ведро с осколками разбитой чашки, а значит, и не было никакой неприятности, чур меня, я в домике, не считается.
Кроме того, была у нас дома традиция писать друг другу записки просто так, без всякого дела. Скажем, просыпаешься, бредешь на кухню завтракать, а там лежит оставленная папой перед уходом на службу картинка: лягушонок с портфелем, или заяц с трубой, в форменной армейской фуражке, надпись: "Это ты", или "Это я", - и "Доброе утро". Делали бы так каждый день, приелось бы, наверное, а так хорошо выходило, всякий раз день, начавшийся с такой записки, получался особенный, лучше даже, чем просто праздник.