Сказки и легенды

Меня взяла злость. «Мало я переносил цветов в храмы, мало времени потерял на шептанье молитв? Очень много золотых посыпалось на меня с неба? Ждать сокровищ с неба! Это все равно, что ждать когда камни поплывут по реке!» Я отвернулся и заснул. На утро я забыл бы о сне, да жена стала надоедать: «Ну, что тебе сделается? Пойди в поле в полдень! Право, пойди!» Стыдно было мне, разумному мужчине, делать такие глупости. Да уж очень жена плакала. Чем ближе к полдню, тем сильнее. Я и пошел, чтоб только отделаться. Жена все просила, чтоб я взял хоть корзину для сокровищ. Но я сказал: «Вот еще, таскать по жаре!» Стал среди поля и разжал ладонь, да и то не совсем. «Чего ждать от богов! Много ли они могут послать!» Стоял и смеялся, думая, как буду хохотать над женой. Как вдруг словно что-то ударило меня по руке. Гляжу, – в пригоршне жемчужина. Да какая! Мне дали за нее золота столько, что я насилу мог унести. Даже не думал, что на свете есть его столько. Куда же ты, браман?

Но Вишну поспешно удалялся от него, еще больше печальный, чем прежде. Тяжка была его божественная дума:

– Получил награду от неба тот, кто меньше всех верил!

Дойдя до перекрестка, браман исчез. Вишну унесся на небо.

Печально рассказал он своей божественной супруге, прекрасной Лакчми[110], о печальном конце своей забавы:

– Даже боги бессильны водворить на земле справедливость!

И прекрасная Лакчми спросила своего бога:

– Но что же ты сделал гнусному Танг-Карна за его кощунственный смех?

Вишну сурово сдвинул брови:

– Я наказал его! Я оставил его в неведении. Я не сказал ему, что бог есть, что бог перед ним!

И Лакчми содрогнулась от жестокости своего божественного супруга.

Чума (Индийская легенда) [111]

Принцесса Серасвати была прекрасна, как богиня, имя которой она носила.

Серасвати видела уже пятнадцатую весну, – но еще не была замужем.

Ее отец, раджа Джейпура[112], Субрумани, был горд, как бог войны, именем которого он был назван.

Богдыхан далекого Китая, куда дошла слава о могуществе и знатности раджи Субрумэни, прислал ему, по китайскому обычаю, золотую цепь с брильянтовым драконом, ища его приязни.

Но Субрумэни сказал пышному посольству:

– Ваш повелитель ошибся. Это подарок для моего тигра, а не для меня. Хотя бы и золотой, но цепи раджа Джейпура не будет носить даже в том случае, если китайский богдыхан примет от меня собачий ошейник из брильянтов для ношения на шее!

Когда близкие родные, раджапуты[113], спрашивали его:

– Кому же суждено быть мужем прекрасной Серасвати?

Субрумэни спокойно отвечал:

– Пока не знаю. Но не следует беспокоиться. Его имя принесет нам слава. Это какой-нибудь могущественный раджа, который в настоящее время покоряет отдаленнейшие страны. Когда он покорит весь мир и дойдет к Джейпуру, – он будет здесь покорен принцессой Серасвати. И, обладая всем миром, получит еще и Джейпур.

Потому что он думал, что весь мир – это только раковина, в которой лежит драгоценнейшая жемчужина – Джейпур.

Серасвати жила в том блеске, который приличествует единственному ребенку столь великого раджи.

Она могла бы покрыть всю себя драгоценностями, если б красота, в которую одела ее мать, не была прекраснее всех драгоценностей Голконды.[114]

Искусный зодчий сделал для ее драгоценностей помещение в стене, которое никогда не запиралось. В отверстие проходила только рука принцессы Серасвати.

Он оказался льстецом и правдивым в одно и тоже время, чего с тех пор никогда не случалось на свете.

Ручка Серасвати была так мала, что в это отверстие, кроме ее, не могла пройти ничья другая рука. Спальня принцессы не имела окон.

Но стена ее, выходившая на восток, была сделана из такого тонкого и ценного мрамора, что первый же луч солнца окрашивал ее в розовый цвет, – и розовый сумрак наполнял комнату и нежно будил Серасвати:

– Одно солнце встало, вставай и ты.

Принцесса шла купаться в мраморном бассейне, пол которого казался усеянным цветами жасмина, а стены увешанными кистями винограда.

Это искусный ювелир, чужеземец, из далеких стран, взятый в плен, врезал в мрамор инкрустации из перламутра и круглых изумрудов, без жалости разрезая их пополам.

Воду для купанья принцессе каждый день привозили из Ганга, святой реки.

Когда раджа со своими родственниками, двором, наложницами и баядерками ездил на охоту, Серасвати сопровождала его на черном боевом слоне, убранном серебром, и была искусна в метании копья.

Когда же принцесса не охотилась, не играла с придворными дамами и надоедали танцы баядерок, – она лежала на мраморном полу, под которым летом текла холодная вода и в зимние месяцы – теплая, и ей читали про похождения бога Вишну на земле, про его аватары, про Кришну, про Раму.[115]

А то принцесса гуляла одна и мечтала, и это было продолжением того, что ей читали.

Среди цветов, стройных деревьев, изумрудных лужаек, брильянтами сверкающих ручьев, красивых павлинов, – ей казалось, что вот-вот раздвинется куст бенгальских роз, и из него выйдет бог в образе юноши. Кришна или Рама.