Стала Сирим есть, глазами моргнула, руку по сустав в чашку сунула. Поправилась рука, Сирим сразу дальше пошла. Ничего не спросила, ничего не разузнала. Идет, балаган по дороге попался. Там мясо висит, жир. Все это она съела, сухожилия и торбаза себе взяла. Наконец к домику пришла. Вышла оттуда волчица. Начала зубами Сирим подбрасывать и зубами ловить. Кончила подбрасывать, спросила:
— Я тебя, подружка, не поранила?
Сирим сказала:
— Конечно, поранила!
Стала девушка-волчица кормить Сирим. Всю миску съели. Велела девушка еще мяса сварить. Начала Сирим варить.
А девушка говорит:
— Я уйду ненадолго, а ты вари!
Это она решила тайком понаблюдать за Сирим. Вышла, стала в дырочку смотреть. Вынула Сирим мясо, съела.
— Э, худая девушка, — сказала девушка-волчица.
Вошла в дом, велела Сирим торбаза починить. Стала Сирим чинить, плохо чинит. Потом сказала:
— Подруга, спрячь меня, я твоих братьев боюсь!
— Тебя и прятать не стоит!
А Сирим замуж захотела. Спрятала ее волчица. Пришли братья, снова стали принюхиваться.
— Чего это человеком пахнет?
— Нет здесь никакого человека!
Стали волки одеваться, видят — торбаза плохо зачинены. Потом легли, заснули. Ночью волчица разбудила Сирим:
— Ну, вставай, беги домой, а я моих разбужу, погонятся за тобой!
Встала Сирим, побежала. Разбудила волчица братьев:
— Может, кто-нибудь за плохой девушкой погонится?
Никто не захотел. Собаку свою лохматую пустили. Погналась собака за Сирим. Увидела Сирим недалеко от дома, что лохматая собака за ней гонится. Закричала:
— Эй, Сисильхан, выходи скорей, за мной лохматая собака гонится!
Вышел Сисильхан, выстрелил, собаку наповал убил. Обрадовалась Сирим. Стали собаку потрошить. Сирим сказала:
— Осторожно, там мой жених, не пораньте его!
Разрезали брюхо, а там никакого парня нет. Сисильхан рассердился и выбросил Сирим в лес. Там она и засохла.
Кутх жил дома. Все время шил. Однажды сидит Кутх около окна. Шьет себе меховые штаны.
Вдруг что-то свет загородило. Кутх не стал в окно смотреть, подумал: «Что-то свет загораживает. Наверное, это мой нос. Дай-ка я его отрежу».
Отрезал нос и опять принялся шить. Снова что-то свет загородила «Опять на улице темно стало. Может, моя щека свет загораживает? Дай-ка ее срежу!»
И отрезал Кутх себе щеку. Сидит, шьет. Все лицо себе искромсал: нос отрезал, щеки, губы, брови, ресницы. Болит у Кутха лицо, саднит. Так разболелось, что даже заохал. Потом взглянул в окно, видит — мыши на санках катаются. Тут он сказал:
— Так это вы тут свет затемняете? Из-за вас я все лицо испортил.
Взял Кутх свои штаны и вышел на улицу. Подошел к мышам и сказал:
— Это вы тут, внучата, катаетесь под моим окошком?
Забрались мыши на окно, а Кутх подставил штаны и сказал:
— Ну-ка, внучата! Катитесь в штаны: очень так хорошо кататься!
Мыши сказали:
— Не покатимся в твои штаны, а то ты нас поймаешь!
Начал Кутх их ласково уговаривать. Уговорил, скатились мыши прямо ему в штаны.
Как только мыши в штанах очутились, Кутх штаны завязал и пошел в лес.
Пришел, стал хорошее дерево искать. Наконец нашел.
Сказал Кутх дереву:
— Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!
Нагнулось дерево. Кутх штаны на верхушку повесил и опять дереву сказал:
— Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись!
Дерево выпрямилось, а Кутх домой пошел. А мыши так громко кричали, что услышала их лиса и пошла на голос. Подошла к дереву, сказала:
— Что вы, мыши, тут делаете?
Мыши сказали:
— Кутх нас сюда повесил!
— Как же он вас на самую верхушку повесил?
— Он сказал: «Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!» Дерево и нагнулось.
Лиса эти же слова сказала — дерево нагнулось. Сняла лиса штаны, развязала, вытащила мышей. Только самый маленький мышонок задохся, а все другие вышли.
Заставила лиса мышей бересты набрать и в штаны положить. Набрали мыши бересты, набили берестой штаны. Мертвую мышку сверху положили и повесили штаны опять на верхушку дерева.
Лиса спросила мышей:
— Как говорил Кутх, чтобы дерево выпрямилось?
Мыши сказали: