Сказки и мифы папуасов киваи

В фольклоре кивай есть рассказы, в которых главное место занимают взаимоотношения животных. Как известно, именно такие отношения, выливающиеся в дружбу, совместные действия, родственные связи либо во вражду, столкновения, разного рода конфликты, характеризуют сюжетику классических животных сказок. У кивай, по-видимому, таких сказок в собственном смысле еще нет, но тенденции к их формированию налицо. Собаки одурачивают кускуса, который остается без ушей (наст, сб., № 93); крокодил и казуар ссорятся из-за саговой пальмы и по очереди жестоко наказывают друг друга (№ 94); термиты вступают в борьбу с другими животными и побеждают их всех (Ландтман, № 445). Как и в сказках, здесь каждое животное обнаруживает свой тип поведения и проявляет свой «характер». Вместе с тем в этих рассказах достаточно определенно дает себя знать собственно мифологическое начало, для них весьма характерны этиологические концовки. Рассказ о собаках и кускусе в заключительной части содержит объяснение, почему собаки должны питаться отбросами человеческой пищи, почему они отделились от остального животного мира, не имеют в нем друзей и убивают других зверей. В ряде рассказов внимание сосредоточено на том, откуда и как произошли отдельные звери и птицы, как появились некоторые их качества и т. п. При этом действия относятся к временам, которые можно рассматривать как мифические, в судьбе персонажей большую роль играет человек, иногда первопредок, мифический герой. Рассказы о «первых» животных особенно отчетливо обнаруживают свою мифологическую природу.

Материалы папуасского фольклора показывают, что нет оснований выводить классическую животную сказку непосредственно из тотемистических представлений. Во-первых, речь должна идти о более широком и сложном комплексе мифологического плана, а во-вторых, путь к собственно животной сказке был, так сказать, многоступенчатым и освобождение от мифологических (тотемистических в том числе) связей происходило посредством ряда трансформаций. Некоторые из них можно проследить по данным прозаического фольклора кивай.

На подступах к сказкам находится цикл рассказов о борьбе детей со «старой ведьмой» (или с супружеской парой старых колдунов) (Ландтман, № 408—411). В этих рассказах дети становятся добычей людоедов. Тайна исчезновения детей остается не раскрытой до тех пор, пока о происходящем не догадывается самый маленький из схваченных детой. Он дает знать об этом родителям, и людоедов убивают. В версиях «младший» иногда обладает чудесным предметом, с помощью которого превращается в птицу. Сказочный характер имеет мотив подмены: старуха прячет схваченных детей в корзину, но они подкладывают вместо себя лягушек, которые разговаривают с людоедкой детскими голосами. Аналогично построен рассказ о людоедке и девушке (Ландтман, № 154). Схваченная девушка превращается в птицу и улетает, а вместо себя оставляет говорящий ее голосом кусок дерева. В ходе погони людоедка погибает.

Во всех этих рассказах ощущается наличие некоего подтекста, связей с мифологической архаикой. Как и в сказках классического типа, многие существенные обстоятельства не разъясняются и не мотивируются. Неясно, что собою представляет тот детский коллектив, который в некоторых версиях ведет самостоятельную жизнь в лесу. Можно лишь предполагать, что эта ситуация восходит к обряду посвящения, и в таком случае есть основания связывать с системой инициационных представлений и мифов и другие коллизии, характерные для этих рассказов. Но в том виде, как они записаны, рассказы содержат ряд особенностей, присущих быличкам: в них очевидна установка на полную достоверность сообщаемого, события всегда локализованы, а участники названы поименно. В прямом своем содержании это прежде всего рассказы о победе над колдунами-людоедами.

2