Сказки и несказки

Соня меня очень утешала, а я не могу, плачу все. Очень мне было обидно, что мне моего Мишку подменили, да думали, что я не замечу. А я стала догадываться-то сразу, да только мне очень хотелось, чтобы это был мой Мишка настоящий.

Я уж потом не помню, как было. В нового Мишку я никогда не играла. А от прежнего Мишки я письмо часто перечитывала, про письмо-то я думала, что оно настоящее.

Я потом по этому письму и читать выучилась. Мне его Соня множество раз читала, я его наизусть выучила. А потом стала по буквам разбирать, да еще много раз переписывала карандашом на бумагу, а Соня мне помогала.

Теперь я знаю, что все это было не настоящее — и письмо, и про больницу, и все, а только по-моему все равно, что в самом деле! Потому что я Мишку очень любила, и раньше, до больницы, всегда говорила с ним, и рисовали мы вместе, и все, как на самом деле. По-моему, это все равно…

Отчего-то мне очень скучно, когда я о нем думаю!..

3. Про кармашек

Еще вспомнила одну штуку рассказать! Про кармашек! Ужасно интересно!

У нас Володин пароход остался — игрушечный. Мне мама в него играть не давала, а поставили его в шкапу на полке, а дверь у шкапа стеклянная. Пароходик хорошо видно было, а мы с мамой часто смотрели и про Володю вспоминали. Мама, конечно, плакала, а я просто так сидела.

Как-то я заснула, и вижу во сне, будто мы на пароходе на Володином поехали кататься по речке. Он гудит, пароход, а мы едем, весело! И будто приехали мы куда-то в страну, а в стране все цветы и большие деревья, и добрые медведи, и извозчики, и всего много, сейчас уж не помню.

И будто ужасно много орехов!

Я стала сейчас орехи собирать, много насобирала, так много, что прямо некуда деть. Побежала на пароход, а он будто бы в шкапу стоит опять. Я его вынула, наложила в него орехов, весь полный. А у меня еще много их. И какая глупая, не догадалась сесть! Положим, щипцов не было, а зубами грызть нельзя, от этого зубы болят. Будешь беззубая, как точно старая бабушка! Мама говорит, что и от конфет зубы портятся, а я не знаю почему: ведь конфеты мягкие. Я много конфет ела, а зубы белые. Я бы сейчас их показала, да в книжке нельзя их показать, а рисовать — не выйдет.

Да, так я о чем говорила. Да, так вот я не знаю, куда орехи деть, а в это время Турочка рядом в комнате залаяла, я и проснулась.

Так жалко было! Все-таки я пошла посмотреть, нет ли в пароходике орехов. Поставила к шкапу стул, посмотрела: только руль лежит, руль у него отломан, Володя сам отломал, когда пароход чинил. Он, Володя, все игрушки сам чинил, даже новые, и всегда обязательно что-нибудь отломает.

Пришла мама, я ей и говорю:

— Мама, ты мне сделай рубашечку с карманчиком, ночную рубашечку, в которой спят, и непременно, непременно с карманчиком.

Мама говорит:

— А тебе зачем карманчик ночью, Катюк?

А я говорю:

— А если я что-нибудь увижу ночью, я положу в карманчик; может быть, тогда останется у меня.

Мама хоть и сказала, что это — глупости, а все-таки обещала, — я ее ужасно как просила и целовала. Потом Соня мне шила, а я смотрела. И непременно в ту же ночь хотела спать в ней, а нельзя — нужно сначала всегда вымыть и выгладить, а потом надевать. На другой день выгладили, и я легла в ней спать. Ах, как было интересно спать! Я скорей легла, глаза сжала, чтобы скорей уснуть, все боялась, что не усну. Уснула все-таки.

Ах, как интересно было! Опять во сне увидала, только уж не орехи, а фартуки с кармашками. И будто в каждом кармашке по маленькому щенку, такие малюсенькие, что едва видно. Фартук большущий, внизу я щенков накормила, а вверху пищат, а я не могу достать до них. Пришел высокий господин, поставил лестницу, достал верхнего щенка, а это не щенок, а большой мячик. Я стала играть в мячик, и вдруг слышу — мама меня будит. Я скорее мячик в кармашек засунула и проснулась.

Сначала-то я забыла про это, когда только что проснулась. А потом, как вставать стала — вспомнила. Скорей в кармашек полезла, — а там что-то лежит. Я даже испугалась, потому что не очень верила, что можно во сне что-нибудь взять, да и спрятать. Хотела закричать, а потом стало очень интересно. Я потихоньку вытащила из кармашка. В бумагу завернуто и ленточкой перевязано. В бумаге маленькая коробочка с картинкой, а в коробке знаете что? Пять засахаренных орешков!

Я сейчас стала прыгать, а один стала есть — вкусный! Соня пришла и у меня отнимает, говорит — нельзя, до молока. А я говорю — можно, потому что это не настоящие орешки, а во сне. А Соня спрашивает:

— А разве ты опять орехи во сне видела?

Тут-то я и вспомнила, что не видала орехов, а видела щенков; да мячик, и в карман будто бы мячик спрятала, — а вышли орешки, да еще засахаренные.

Соня давай меня дразнить! Она меня часто дразнила. Только я очень была рада и орешкам, а потом я догадалась, что это она же мне сама орешки в кармашек положила, когда я спала.