Сказки и песни цыган России

Пошли они в зал, а там стол огромный, и еды всякой на нем полно У стола все такие разодетые сидят: женщины все в золоте да драгоценностях и мужчины важные. У цыгана аж волосы поднялись. Что его колечко! Кабы огонь сильный горел, то хоть бы игра была в бриллиантике. А так ничего.

Ладно. Сел цыган за стол. Ну что его учить, как за столом держаться?! Похватал он все руками да на куски порвал. Глядит по сторонам и видит, что все па него смотрят. Понял тут, что не так все делает, как надо. Погрустнел парень, а есть сильнее прежнего хочется. Подходит Анечка:

— Ну что тебе положить?

— Что ты, хорошая моя, не хочу я ничего.

— А как же котлеты?

Совсем смутился цыган, почернел, еще немного и сквозь землю провалится. Слава богу, попросили его тут спеть да сплясать. Известное дело, цыгане на пение и пляску большие мастера. Вот одна дама подходит и просит:

— Не споете ли вы нам что–нибудь, а то скучно?! А тут и Анечка подхватила:

— Ну спойте, сделайте мне подарок.

Тут как запел цыган, как закатил! Все аж с ума посходили.

— Ну еще, еще!

— А кто из вас играть умеет? Нашли человека.

— Цыганочку умеешь?

— Попробую.

Заплясал цыган, да сразу остановился.

— Нет, так не пойдет, на ковре–то не слышно будет.

— Прочь ковер! — закричали все.

Скатали ковер в трубку и поставили к стене. Как прошел цыган кружочек, а потом чечетки, двойные, тройные. Как ошалели все!

Расходиться стали гости, начали цыгану адреса свои раздавать, чтобы заходил. А ему ни до чего дела нет, есть хочет — умирает. Пришел голодным, а после песен да танцев и того хуже стало. Всем веселье, а ему голодно.

— Ну покушай хоть чего–нибудь, — умоляет его Анечка, — гости–то ушли, папа с мамой отдыхают, ешь–пей, что пожелаешь.

И вправду, еды осталось полным–полно, вин — море разливанное.

А у цыгана стеснение все не проходит.

— Не хочу да не хочу, — вот весь его сказ. А голод все грызет. Тогда он придумал.

— Анечка, — говорит, — все сделаю для тебя, что захочешь. Заставь меня на голове стоять — целый день стоять буду. Сделай и ты для меня одолжение.

— А что ты хочешь?

— Знаешь, что я заметил? Стоит тебе закрыть глаза, как ты сразу на мою сестру похожей становишься, копия вылитая — она.

— Ну так что?

— Так вот, ты закрой глаза и, пока не скажу, не открывай. Хочу я на это чудо еще раз поглядеть.

Закрыла Анечка глаза:

— Ну ты скажешь, когда открыть?

— Скажу. Только смотри не открывай без моего слова.

Смотрит цыган на Анечку, а сам по столу знай руками шарит. Нащупает котлету и в карман ее, нащупает вторую и опять в карман, на макароны наткнулся и их в карман. Так всю еду по карманам и распихал.

— Анечка, хорошая моя, посиди еще так немножечко! — кричит, а сам потихоньку, потихоньку и домой.

С той поры он больше к господам ни ногой. Сами посудите, кому голодать–то охота?

107. Как цыган воровать отучился

[107]

Стояли цыгане шатрами. Было в таборе двое братьев с молодухами. Как–то раз приехала к ним в гости семья — родня дальняя, муж да жена. Один из братьев говорит гостю:

— Знаешь что, ты помоги нам. Мы хотим за сеном поехать. Травы пока еще нету, а лошади должны что–то есть. Знаю я, что у соседней деревни, у самого края леса, стога стоят.

— Да что это ты говоришь? Что предлагаешь? Это, значит, мне с вами сено воровать?

— Да ничего, братец ты мой, что ты боишься, поедем.

— Ничего, морэ... — поддержал второй брат.

Решили поехать поближе к ночи, а днем братья и их жены задумали напугать гостя. Поняли они, что тот никогда в таких делах не участвовал.

Незадолго перед этим померла в таборе старуха–цыганка, тетка их родная. Вот все и боялись покойницы. Слухи были, что ходит она по ночам во всем белом.

Вот и сговорились братья, что жены их наденут на себя белые простыни и сядут под мостом, а на обратном пути, когда телега по мосту поедет, выскочат они да напугают парня.

Сказано — сделано. Как только наступил вечер, поехали братья и гость за сеном, а цыганки оделись во все белое и спрятались под мостом. Сидят там и ждут, когда цыгане обратно поедут.

А один из братьев забежал вперед и под стогом затаился. Идет гость, вожжи распустил, к сену подходит — как свое берет. На вожжи сено накладывает. Вдруг из–под стога голос раздается:

— Сено–то не бери... Не бери сено!

Как пустился цыган бежать, а голос опять ему вдогонку:

— Не бери сено!.. Не бери сено, а садись на лошадь да поезжай с богом! — точь–в–точь старухи–покойницы голос.

Бросил цыган вожжи да бегом к шурину.

— Братец ты мой, старуха умершая не велит мне сено брать. Ей–богу, она под стогом прячется.

— Да что ты, морэ, господь с тобой, откуда взяться старухе? Похоронили ее, отпели, как полагается, иди за сеном.

— Не пойду, хоть убей меня, не пойду.

— Ну так хоть вожжи обратно принеси, вожжи–то, гляди, оставил.

Попросил цыган шурина, чтобы тот с ним вместе пошел, да он не идет.

— Иди, — говорит, — сам, не бойся, я подожду тебя здесь.

Делать нечего. Пришлось цыгану за вожжами красться. Ухватился за самый конец да наутек. Прибежал к лошади, запыхавшись.

— Родной мой, давай гони скорее! Сердце бьется, того и гляди, из груди выскочит.