– Нет-нет, домнуле, вы плохо смотрите. Посмотрите хорошенько, – настойчиво сказал Лёня. – Тут же деньги валяются прямо-таки на земле! Их хватает каждый, кому не лень. Я не понимаю, чего вы зеваете? Стойте! Молчите! Ничего мне не говорите! Дайте сначала я скажу, – поспешно продолжал Лёня, заметив, что агент собирается возражать. – Не будем спорить! Я знаю, домнуле агент, что вы человек честный, принципиальный, интеллигентный, пострадавший от советской власти, – одним словом, как говорится, «еще с прежнего времени», и я абсолютно не намекаю на какие-нибудь взятки или тому подобные грязные махинации. Это – боже меня упаси! Короче говоря, я, конечно, очень извиняюсь за некрасивое выражение, но вы не хабарник[120]. И за это мы, грузчики Практической гавани, вас ценим и уважаем. Вы для нас любимый начальник, все равно что родной отец, папа. Вы со мной согласны?
Тут Леонид Цимбал сильно покривил душой. «Домнуле агент» был в высшей степени хабарник, и это ни для кого не составляло тайны. Но внутреннее чутье подсказало Цимбалу, что, имея дело с заведомым жуликом, выгоднее всего делать вид, что считаешь его благороднейшим человеком, – жулики это любят.
– Мне больно видеть, – с жаром продолжал Леонид Цимбал, не давая себя перебить, – что вы пропускаете такие богатые возможности. Другой бы на вашем месте – какой-нибудь мелкий румынский арап из Констанцы – уже давно построил бы себе в Аркадии шикарную дачу или в крайнем случае положил в банк пару-другую тысяч рейхсмарок[121]. Вы со мной согласны?
Глаза агента еще более забегали под кривым пенсне, желтые зубы оскалились, и он сказал глуховатым голосом:
– Что же вы мне предлагаете?
– Вот! Наконец я слышу настоящие мужские слова! – воскликнул Леонид Цимбал с восхищением. – Хотите иметь шикарную дачу в Аркадии? Тогда идите сюда!
И он снова подхватил агента под локоть, потащил его еще дальше и наконец почтительно впихнул в пролом какой-то ракушечной стены, разрушенной взрывом. Они очутились среди развалин, поросших бурьяном, из-под которого блестело на солнце битое стекло. Жирные осенние мухи жужжали и ползали по листьям паслена. Испытывая сильнейшее желание взять агента руками за индюшечью шею, стукнуть головой о камни и придушить на месте, Леонид Цимбал заставил себя сделать преданное лицо и сказал, воровато оглянувшись:
– Будем говорить как джентльмен с джентльменом. Есть шанс крупно подработать. Пароход «Фердинанд». Зафрахтован румынским интендантством под перевозку двух тысяч тонн зерна из Одессы в Констанцу. Срочная погрузка. Ну? Вы поняли мою мысль?
Глаза Леонида Цимбала сверкали вдохновением. Агент, кряхтя, вытирал носовым платком мокрый нос, и на лице его было написано крайнее умственное напряжение.
– Нет, я вижу, что вы не поняли моей мысли… – огорченно вздохнул Леонид Цимбал. – Вдумайтесь в эти слова: «две тысячи тонн» и «срочная погрузка». Теперь вам понятно? Еще не понятно? Не какая-нибудь погрузка, а
– Ну, ну! – нетерпеливо сказал агент, перебирая ногами, как лошадь, почуявшая запах овса. – И что же дальше?
– Домнуле! Вы меня удивляете! – воскликнул Цимбал-Кухаренко. – Вы дитя! Идите в управление порта и проявляйте частную инициативу. Пока еще не поздно, берите подряд на погрузку «Фердинанда». Дайте им гарантию, что вы беретесь произвести всю операцию одной моей артелью за трое суток, и берите с них аккордно по четыре марки с тонны за срочность. Они дадут! А если будут торговаться, уступайте за три марки с тонны – и пусть подавятся. Подписывайте любую неустойку. Я вам отвечаю за своих орлов! – При слове «я» Цимбал с такой силой ударил кулаком в свою выпуклую, могучую грудь, обтянутую пропотевшей тельняшкой, что агент даже слегка вздрогнул. – Я вам отвечаю! В крайнем случае я еще подберу себе в артель десяток-другой могучих мальчиков. И погрузка будет закончена в три дня, как из пушки! Дважды четыре – восемь и три нуля, итого восемь тысяч марок. Тысяча марок артели, остальное – вам. Семь тысяч оккупационных марок! Вас это устраивает?
Агент дрожащей рукой вытер под воротником кителя вспотевшую шею. Он пронзительно посмотрел в глаза Леонида Цимбала и севшим голосом сказал:
– Пятьсот!
– Чего – пятьсот?
– Пятьсот марок – вам, остальное – мне.
Леонид Цимбал отступил на шаг и всплеснул руками:
– Домнуле агент, побойтесь Бога!
– А риск? Кто рискует – вы или я?… Кто подписывает неустойку? Вы или я? Я рискую. Я подписываю.