Сказки Индийского океана

Минут через пять он встряхнулся, потер виски и лоб и полез в нижний ящик стола. С благоговением и почтительностью вынул Хасан из ящика калькулятор, свою Волшебную Лампу, к которой обращался лишь в самых исключительных случаях, и смахнул рукавом пыль. И стоило лишь слегка прикоснуться к кнопкам, как электронный джинн мгновенно превратил волнения и сомнения Хасана в ряды ровных, успокаивающих цифр.

Джинн говорил, что все будет хорошо, и мечта Хасана исполнится.

2

Откровения Сказочника

Зачем Серега Басаеву сразу в пасть полез, он сам логично объяснить не смог. Мол, подсознательно… Непонятно. И лез бы тогда в подсознание, в мозжечок куда-нибудь, а не в рот. Потом, правда, вспомнил: видел как-то на автобусной остановке. Мужик на асфальте лежал, жмурился, а народ, как обычно, мимо. Вот если взрыв, пожар, землетрясение – тысячи придут кровь сдавать, а тут – не наше, вроде, не народное дело. А одна женщина мимо не прошла: присела, пульс пощупала, в рот заглянула и стала массаж сердца делать. Что показательно, сразу человек двадцать набежало помогать – почуяли адреналиновые флюиды лидера. И Серега, в том числе. Почему раньше не подошел, логично объяснить не смог. Издержки коллективного менталитета.

Интересный парень – этот Серега. Не в смысле, красивый – оценить мужскую красоту здесь кроме парочки румяных, томных арапчат некому. Интересный – в смысле, необычный. И, кажется, рано ему быть интересным, не по чину. Молодой, неопытный, второй раз в жизни пароход⁵ изнутри увидел, второй раз морю в зеленые глаза заглянул. И на первом своем пароходе за две недели пребывания кроме метлы и лопаты ничего не познал, кроме качки ничего не почувствовал. Сам рассказал, честно, без легенд.

Опыт – дело наживное, было бы желание его нажить. А у этого не то, что желание – прямо страсть какая-то: за все схватиться, всему научиться, и все в один день. И, главное, все у него получается, даже то, что получаться никак не должно. Вроде как, подсознательно…

Судовой народ, конечно, по этому поводу любопытствует и выдвигает различные версии. От обыденных до экстремальных.

А народ здесь тоже интересный, солидный. В основном, северный: балтийцы, беломорцы, мурманчане – бывший плавсостав загранплавания Советской страны, моряки, оставшиеся без флота. По десять и более лет в море, все видели-перевидели, везде плавали-переплавали: и горели, и тонули, и спасали, и пиратов скобами закидывали. Как соберутся байки травить, уши на глаза лезут и в бинокль сворачиваются. Но сомневаться не стоит, ведь рано или поздно твой черед придет рассказывать.

В общем, за исключением вышеупомянутого Сереги, настоящие морские волки. Не то, что бы особо крутые, но высокопрофессиональные. А вот на барановозе раньше никто не работал. Не было таких судов в советском флоте. Поэтому пароход наш тоже интересный. То есть, необычный, опять же, о красоте тут говорить не приходится. Старый, ржавый, грязный. Хотя, если приглядеться… Обводы крейсерские, машина – десять цилиндров, шестнадцать с половиной тысяч лошадиных сил. Парадный ход двадцать узлов⁶, на трамвае не объедешь. А когда-то и краны были электро-гидравлические, и носовое подруливающее устройство, и бортовые кили. В шестьдесят пятом году, когда его в Копенгагене со стапелей скинули, это был, конечно, супер! И уж конечно, не для баранов его датчане строили. С любовью строили, это и сейчас, через тридцать пять лет заметно. Вот ведь судьба тоже…

И переделывали в скотовоз его там же, на датских верфях соответственно грандиозно. Все переборки из трюмов вынесли, нижнюю палубу на два метра подняли, под ней второй слой танков разместили для пресной воды. Внутри и снаружи добавили по две палубы с двухъярусными загонами из труб. Оставили лишь носовой трюм для комбикорма и рефрижераторный трюм перед надстройкой, только там компрессоры давно уже не работают.

Вот и плывет такое чудо-юдо в море: на главной палубе сарай стоит, на клетки поделенный, лампы горят, какие-то неясные тени мелькают. Как будто на нормальный пароход сверху пятиэтажную хрущевку установили. И такая же хрущевка внутри, только ее не видно.

Набивается в этот коммунальный рай в среднем тридцать пять тысяч баранов, и везем мы их из родной Австралии в далекие арабские страны. Не в зоопарк везем и не на вольное поселение, о чем думать не хочется, но думается… Мир устроен не для баранов, хотя бараны, наверное, считают иначе и идут своим особым путем. Не на ножи идут, а под ножи.

Сейчас пароход пустой, в балласте. Готовится к приему постояльцев: моется, чистится, дезинфицируется. Наших к мойке не привлекают, для этого есть специально обученный контингент: стокманы⁷, двадцать пять арабов.

Интересные люди – эти арабы. Не пьют! То есть, вообще, по жизни, принципиально! Наши-то, когда первые контакты устанавливали, все допытывались: да как же так? И в день рождения? И на свадьбе? И Восьмого Марта? Так что – и не похмеляетесь?

Нет, не пьют. Нехорошо, мол, Аллах не одобряет.