Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые (СИ)

- Видала, - злорадствовала Дива, - ох, видала. Вот мое слово: принесете сережки с гривной, расколдую мужиков ваших. Или хотя бы гривну, - хоть что-нибудь принесите.

- Не уйду, пока мужа не расколдуешь, - топнула ногой Марфа, - а не то ваш теремок по бревнышку раскатаю. Я в Коварниной кузнице молотом намахалась, сила у меня теперь мужицкая.

Марфа выхватила из-за стола Змея, подняла его над головой, покрутила и шлепнула его на пол рядом со скамьей. Змей заскулил, сморщился, но вдруг улыбнулся, почесал бороду и ласково сказал:

- Что ж ты, Дива гостей наших на скамью не сажаешь, они долгий путь прошли, устали, пускай передохнут.

- Еще чего, - огрызнулась было Дива, но поймав взгляд братца, захихикала

- Присаживайтесь, гости дорогие, на скамеечку.

Поля и Гостюшка переглянулись, ожидая подвоха. Марфа плюхнулась на скамейку, расставив ноги, и опираясь на метлу, девочки притулились возле тетки. Марфа тяжело помахивала поленом.

- Ты и впрямь думаешь, жаба бородавчатая, что я ноги била, у Коварны в рабстве была, чтобы о твоей красоте теперь заботиться? Ишь, замуж ей захотелось. Да пока отворотного зелья не дашь, не уйду отсюда!

- Улетишь! - хохотнула Дива и дернула за шнурок, свисавший с потолка. Послышался глухой звук, словно катили что-то тяжелое.

- Окно распахни, - рявкнул на сестрицу Змей, - стекла переколотят.

Дива подскочила к окошку, отворила его, в тот же миг с потолка скатилось тяжеленное чугунное ядро и упало на край скамьи. Та часть, на которой сидели Марфа, Поля и Гостюшка резко поднялась вверх, и все трое с визгом вылетели в окошко.

- И без гривны не возвращайтесь, - Дива стояла в окошке и медленно махала платочком на прощанье.

- И с гривной не возвращайтесь, - ухмыльнулся Змей. Но получив оплеуху от сестры, умолк.

Марфа с девочками плюхнулись на землю далеко за кучами мусора.

- Не прорвешься, - Марфа охнула и с трудом встала на ноги, - и метелку назад не отдали. Куда мы без метелки-то.

- В белый свет, - послышался далекий насмешливый крик. - Крышу ищите золотую.

Наши путницы шли да шли, били ноги о камни дорог, мокли под дождём, мучились жаждой, крапива их стрекавила, солнце жгло. Холодней становились ночи, по утрам туман скрывал дорогу, лето закатилось, как солнышко на покой.

В пути Марфа бубнила и жаловалась без остановки. У Поли и Гостюшки на одно слово сил не хватало. Вечерами просились на постой. И в чужих домах Марфа не унималась. Если хозяева клали её на печь, ныла, что от жару всю ночь глаз не сомкнула, коли бросала пук соломы у порога, жаловалась, что простудилась, спину ломит. Недовольна была Марфа и едой, что хозяева ставили на стол. Пока Поля и Гостюшка молча выскребали чугун. Марфа бубнила что каша горелая или сырая, хлеб вязкий к зубам липнет или до того сух, что в горло не лезет. Не однажды разгневанная хозяйка выгоняла странниц из дома. Поля и Гостюшка плакали, а Марфа со слезой в голосе восклицала: За правду страдаю, за правду!

- Тётка Марфа, - не выдержала раз Поля, - ты хоть за правду, мы-то за что?

- А-а-а-а, - Марфа подняла вверх руки и затрясла ими, - ты, Полька рыжая, налегке идёшь, Ксюшка, как козлёнок скачет. А я-то, я Васяточку ненаглядного несу. Он у меня мужик справный, весу в нём, как в хорошем жеребце. С дороги и пушинка тяжела кажется, а я сколько дорог исходила, тело полное отощало, лицо белое спало. Увидит меня мой Васяточка, не признает. И по сыночку сердце исстрадалось. Вы ночь спите, а я думаю, как моя деточка одна, не сгрызла ли его мышь, не оплёл ли паутиной паук? Ох, не вернуться нам домой, не расколдовать мне сыночка ненаглядного, не заглянуть в ясные глазки, не поцеловать в тёплую макушечку.

Марфа смахивала слёзы с обвисших, похудевших щёк. Наконец, успокоилась, высморкалась в подол юбки, достала из-за пазухи полено, любовно погладила его, чмокнула.

- Скажут мне сейчас, ступай, Марфа, домой, я и отвечу: и не знаю, в какой стороне дом.

- Я знаю, - молвила Гостюшка, - На восход солнца мы вышли, на закат возвращаться будем.

- Умна-ая, - покосилась Марфа. - Рано нам домой. Со стыда сгореть с пустыми руками ворочаться. Грех о себе думать, мужиков спасать надо. А тяжко как! Ноги синие, распухшие, пяточки потрескались. Поля и Гостюшка переминались с ноги на ногу, девочки тоже были босиком.

- У вас ноги синие, да щёки розовые, - продолжала кричать Марфа, - а я, а я!

Тётка закрыла лицо руками и завыла:

- И крыши золотой в помине нету, уж на что князья и у них на теремах тес. Где такую искать, в какое царство идти?

Поднялся ветер, был он холодный и резкий. Ветер натянул тучу, взял её как тряпку и выжал ледяным дождиком на головы странниц.

- Не Ветерочек ли Коварнин дружочек балуется, - сжалась Марфа.

Укрыться было негде. Гостюшка и Поля прижались друг к дружке. Девочки даже если б и захотели не могли вымолвить не слова.

Марфа достала коварнин лоскут и повязала поверх платка.

- Может так потеплей будет.

Замёрзшее лицо Марфы преобразилось, на округлившихся щеках выступил румянец, большие глаза заблестели.

- Д-д-д-д, - затряслась тётка.

- Что с тобой? - всполошились девочки.