Сказки из Скородумовки. Лушенька-норушенька (СИ)

Все лето Луша бегала по лесу, но как бы далеко ни зашла всегда возвращалась к лесовушкиному домику.

Однажды Луша увидела женщину, она шла по лесу и как слепая натыкалась на стволы деревьев.

- Дочка, доченька, где же ты? - плакала женщина и ее длинные распущенные волосы цеплялись за колючий кустарник, - куда ты пропала, милая, хоть бы увидеть тебя еще разочек, а если нет тебя больше на этом свете, хоть бы по-православному похоронить.

Луше было жалко женщину, но мать свою так и не узнала.

Житье у Лесовушки было привольное, старуха день-деньской чем-то занималась, то ягоды собирала, то орехи, солила в кадушке грибы, развешивала по стенам избушки всякие травки от хворобы.

- Смотри и запоминай, - рассказывала она Луше, - эту травку нужно на заре собирать, тогда в ней самая сила будет, а эту лучше днем. Когда в небе останется месяц, тоненький и острый как серп, бери корешки, а когда луна что ни день, то круглеет и добреет, - значит листики пора рвать и стебельки. Голова заболит - эту травку заваривай, а если живот скрутит, то лучше зверобоя тебе и не найдешь. Поняла, Норушенька?

Луша кивала головой и опять бежала в лес.

Звери приходили к Лесовушкиной избушки. То лиса жалобно скуля прихромает на трех лапах, то ежик со слезящимися глазками спрячется у порога, то птица придет с перебитым крылом. Старушка всех лечила, смазывала раны, перевязывала тряпочкой больные лапы, промывала глаза, давала зверям пить свои настои. Весь день напролет избушка была наполнена птичьим щебетом. Иной раз пернатые ссорились друг с другом и начинали драку, отчего домик заметало перьями. Зайчик, сидевший в лукошке, водил ушами, лиса сердито тяфкала и лапой старалась достать озорников. Но как только Лесовушка появлялась в избушке, воцарялась тишина, ссоры и распри прекращались. Старушка смахивала с коричневых щек перья и качала головой. В избушке жила курочка Цыпочка и чувствовала себя здесь полновластной хозяйкой. И если ей что-то было не по нраву, больно и резко била клювом. Лушенька-норушенька иной раз едва со стула от смеха не падала, глядя как курочка лихо расправляется с расшалившимися гостями.

Частенько вечерами к Лесовушке заходил Леший. Он садился за стол, хитро прищуривался и улыбался, отчего рыжая борода полукругом обрамляла его лицо. От Лешего пахло березовым дегтем.

- Вот я сегодня веселился, вот хохотал, - бил Леший себя по колену. - девчонки за орехами пришли, а я в кустах спрятался, да как заухаю филином, потом как застрекочу сорокой, девчонки корзины побросали. орехи рассыпали. А я все подобрал, тебе, Лесовушка, два лукошка полных принес.

- Никак не угомонишься, старый, - пожурила Лешего старуха, но орехи взяла.

Наступила осень. Лес стал ярким, веселым, липы роняли золотые листочки, осины были яркими, бордово-красными, огромные дубы словно были окутаны желтым туманом. Утром встречал холод, из низины выходил густой и сырой туман. Лесовушка связала Луше телогрейку и велела без нее из дома не выходить, чтобы не замерзнуть. Бабы и ребятишки потянулись в лес за опятами. Луша смотрела на них из-за дерева, а вечером рассказывала, что бабы крикливые, а девки смешливые.

- Весело им наверное, - сказала девочка Лесовушке. - Увидят гриб, кинутся к нему с двух сторон, лбами стукнутся, аж треск по всему лесу идет, а сами хохочут-заливаются. Наберут грибов, песни затянут и домой торопятся. А у девчонок на шее бусики рябиновые так и горят алым цветом. Я себе такие же хочу.

- Ах ты моя норушенька, - ласково ответила Лесовушка, - они домой придут, кашу немасленую поедят и спать на печку завалятся. У кого есть клок соломы - подстелют, а то на голых кирпичах лежать будут. А у меня в избушке и перинка теплая и одеяло легкое, лежишь себе, как барыня. Бабы, которым ты позавидовала, раз в неделю тесто поставят, хлеба напеку, ковриги в сундук сложат и под замок. Есть сядут, лишь тогда каждому по ломтю хлеба отрежут. Не вволю всего. А у меня что ни день, то пряник, что ни вечер, то чай с пирогом. Бусики тебе рябиновые понравились, да я тебе настоящих из цветных каменьев подарю, залюбуешься.

Лесовушка полезла в сундук, достала из него шкатулочку, раскрыла ее и нежные розовые, голубые и зеленые искры легли на стены избенки.

- Смотри, как камни играют, - сказала старушка, - потому и называются они самоцветные. Вот тебе и бусики, и колечко, и сережки в уши. Да разве есть у девчонок деревенских такое богатство?

Лесовушка рассердилась, ее нос показался еще острее, а щеки сморщились, как кора старой ветлы.

В дверь тихо стукнули.

- Входи, Фома Никанорович. - приветливо сказала Лесовушка, ее злость словно ветром сдуло.

В избушку зашел старичок. Он был мал ростом, коренаст, с длинными белами волосами и густой бородой.

- Благодарствую, Пелогея Степановна, - чинно поклонился старичок и тщательно вытер сапоги о половичок у двери.

- Подарок я вам принес, Пелогея Степановна, - медку у хозяев разжился. Праздник у них скоро, праздник. - Старичок хлюпнул носом, и по его щеке сползла слеза.