Сказки из Тени, или Записки Пустоты

В общем, работа, как работа. Еще я забыл упомянуть о двух десятках написанных мною студенческих дипломных работ (экономика, менеджмент, проектирование, социология, история) и т.п. и т.д., куча различной мелкой повседневности недостойной упоминания, но вполне достойно оплачиваемой.

Мой ставший теперь уютным подвал, был хорош хотя бы тем, что за его непроницаемыми стенами, в ишачьей работе, вполне незаметно, возможно даже выразиться – мгновенно, проходила зима. Я не люблю холод…

11

Я не люблю всяческий холод, будь то просто зима, или холодность чувств и отношений. Я не выношу холод, просто замерзаю, а это бывает хуже, чем смерть – мертвенно-ледяная недвижимость. Хорошо, что в этом мире, даже посреди мертвого льда застывшего Мегаполиса есть еще цветные огни…

Огни, цветные огни, весь ночной город, словно огромная рождественская елка. Это зима, наша зима. Лишь последние четыре года зимней ночью так много огней, все очень просто, всего лишь распоряжение Мэрии – всем магазинам и офисам, имеющим личный вход с центральных улиц, облагородить прилегающую территорию ночной световой иллюминацией на время зимнего периода года. А наша зима – это и есть большая часть года, шесть-семь месяцев снега, и жутко короткий день. Ты идешь на работу когда еще темно, а возвращаешься со службы, когда уже темно. Настоящего солнечного света нет. Вернее, ты его просто не видишь. Солнце схоронили по осени, до его нового рождения более чем половина года. Но, есть цветные гирлянды огней в витринах дорогих магазинов, они на деревьях, освещают всполохи ледяных кристаллов морозного инея, они – причудливые огненные фигуры на стенах жилых домов, наверное, поэтому предчувствие Нового года растягивается. Ты чувствуешь его скорое приближение уже с первым снегом, с первым коротким днем, когда зажигают разноцветные зимние огни… и гирлянды.

Конечно, это не солнечный свет, но от него тепло. Так же как бывает тепло в детстве от рассказанной на ночь доброй волшебной сказки. Зима – это ночь.

Боже расскажи нам светлую сказку, что бы проснувшись весной, родится вновь вместе с солнцем, с блаженной улыбкой на лице, радуя птиц, и тех, кто все это время был рядом счастливым кличем:

– Проснись! Мы… пережили зиму.

– «Проснись», – я одернул себя. – «Это всего лишь середина февраля, до конца снежных холодов еще как минимум две-три недели».

– Но ведь это так мало…

«А за этой зимою, наступит очередная, новая бесконечно долгая зима», – шепчет мой мерзопакостно-внутренний голос.

– Молчи, – возмущаюсь я, главное, Ты забыл о Главном, – главное чтобы зимы не было внутри, – и внутренний голос замолкает.

И хотя, в моих глазах зима, но в самой глубине зрачков плещется лето, совсем недавнее лето – в горах у самого моря, в маленьком южном городке с нерусским названием Туапсе… Возможно, когда-то, здесь в тихой гавани на песчаном пляже любили селиться большие морские черепахи.

Плеск волн на краешке моих зрачков. И нет больше зимы.

12

Пш-ш-ш, пшш-ш-ш, пш-ш,– шепчет волна, догоняя волну. Квей-кв-эй, квэ-эй, – волнуются чайки, падая из вечерних бархатных сумерек, белой тенью пронзая то небо, то море. Ф-фу,-фф-ффу, фф..,– шумит прибрежный бриз, разгоняя вязкие потоки прогретого за день, по солнечному, теплого воздуха, пропахшего солью, магнолиями и кипарисами. Далекие и близкие горы – зелень и синева, к вечеру они совершенно черны, лишь верхушки в алом закате… далекие – близкие горы.

…в бамбуковом кресле, закинув ногу на ногу, с бокалом белого марочного вина, я сижу в открытом уличном кафе, разглядывая сквозь стекло хрупкого винного сосуда рисунок водяных струек кафешантанного фонтана, на этот раз это – пирамида с ликом Клеопатры. Это не мои фантазии, всего лишь – новая мода, и прихоть городской Управы города Туапсе – каждому открытому уличному кафе иметь свой личный фонтан. Хорошая мода, нужная, особенно в южном городе, большую часть года томящегося от нестерпимого зноя. Я здесь четвертые сутки, и успел увидеть четыре фонтана, а говорят их в городе семь. Немного и не мало, я не жаден, и поэтому мне хватает. «Клеопатра», «Русалка», «Каравелла», и ностальгически близкий, к покинутой на время отпуска Родине – «Хозяйка Медной горы» из Уральских сказов Бажова. Архитектурно – совершенно разные, не совпадает даже рисунок водяных струй, особо хороши они ночью в свете не такой уж оригинальной, но обаятельно милой, световой подсветки. Вечер и ночь, подсвеченные разноцветные струи наиболее эффектно воспринимаются в ритме зажигательных испанских и французских музыкальных мелодий, под охлажденную «Мадейру», или горчащий степною полынью «Вермут», местного разлива.

Море, вечер, вино… Здешнее вино чудно как хорошо, после него выпитое ранее представляется второсортной подкрашенной водицей. Я не знаю, чем больше оно пленяет, безумной смесью тончайших ароматов, или тем, что на дне бокала всегда дремлет, либо тихо резвится само солнце. Даже в этих сумерках, я ощущаю его согревающий жар, сквозь тонкие стенки бокала.