Сказки капитанов

— Главное начать! Ты попробуй!

— Да я уже… пробовал…

— Правда?! — изумился Генчик.

— Ну… вот… — Петя, ежась и не глядя на Генчика, переложил шестеренки и пружинки с газеты на голые доски причала. А газету — рваную и промасленную — сунул Генчику.

Это были «Белорыбинские ведомости».

— Вот… — Петя стеснительно ткнул ногтем в верх страницы. Там было написано: «Творчество молодых. Петр Кубриков. Лепестки ромашки. Рассказ».

— Ух ты!.. — И Генчик уткнулся носом.

Рассказ был про любовь. Про то, как двадцатилетний шофер Вася встречает девушку, как по вечерам кладет на ее крыльцо ромашки. Ну и так далее… Вообще-то всякие сочинения про любовь Генчик терпеть не мог. Но Петин рассказ показался ему прекрасным. Тут не в содержании дело! Дело в том, что он именно Пети Кубрикова! Того самого, который сидит рядом на корточках!

До этой минуты Генчик и помечтать не мог, что у него будет друг-писатель. Такой, чья фамилия набрана в газете крупным шрифтом!

— Я же говорил! У тебя же талант!

— Да ну… — зарделся Петя. — А вот еще… Вот здесь.

В углу страницы опять была фамилия: П.Кубриков. А под ней стихи.

Паромщик

Во сне я видел гулкие шторма,
Я бредил в детстве книжкой Стивенсона.
Звала в дорогу штормовая тьма,
Будили душу сладкие муссоны.

Я был уверен: буду жить всегда

В крутых волнах и океанском громе…
Но вот прошли все юные года,
И я служу тихонько на пароме.

Жду пассажиров, трубочку курю

(Все старые матросы трубку курят)
И корабли мальчишкам мастерю
Ножом, приобретенном в Сингапуре.

Стихи понравились Генчику еще больше, чем рассказ. Правда, чересчур грустные, зато такие, что…

— Прямо за душу берут, — сказал Генчик.

Петя зарделся сильнее.

— Значит… не совсем плохо?

— Что ты! Наоборот!.. А Елена что говорит?

— Да ничего. Она и не знает…

— Не знает?! Ты совсем без головы, да? Почему ты ей это не показал?!

— Не успел я… Понимаешь, я хотел ей все про себя… по-честному. И признался, что не курсант. А она как взвилась!.. «Ты, — говорит, — такое же трепло, как все остальные. Пустая, — говорит, — и никому не нужная личность! Я тебе верила, а ты… ты вероломно эксплуатировал мое доверие…» Ну, может, не совсем так, но в этом смысле. И бегом от меня. Прыгнула в трамвай…

— А теперь лежит и воет, — со сдержанным злорадством сообщил Генчик. — Ладно, пойду.

— Куда?

— Такое мое дело: склеивать ваши разбитые сердца… А ты сиди тут и не вздумай топиться с горя. А то знаю я вас, влюбленных…

— Все равно она меня больше видеть не захочет.

— Потерпи до завтра… В крайнем случае, если очень страдаешь, сочиняй пока стихи про несчастную любовь…

— Издеваешься? — жалобно сказал Петя.

— Да ничуточки! Просто поэтам страдания иногда полезны. Это мне Ленка говорила, когда про Лермонтова учила для экзамена… Может, и тебя когда-нибудь будут изучать в школе.

— Иди ты… — сказал Петя. С грустью, но и с капелькой надежды. Не в том смысле, что будут изучать, а что Генчик устроит примирение.

— Иду, — хмыкнул Генчик. Похлопал Петю по крепкому полосатому плечу, сунул под резинку на поясе газету и пошел. Домой. А по дороге думал о странностях любви, которая так осложняет людям жизнь. А что, если и он, Генчик, попадется когда-нибудь в эти сети? Чем черт не шутит! Вот ведь вспоминается почему-то чуть ли не каждый день та девчонка, что живет в доме над оврагом.

И она словно отозвалась на его мысли:

— Эй, Чайник!

3

Генчик не обиделся. Обрадовался.

— Если я Чайник, ты Поварешка!

Она тоже не обиделась:

— Здравствуй!

— Привет!

— Я иду и вижу: кто-то знакомый шагает, синий с горошками.

— А я нарочно это рубашку не снимаю. Чтобы ты издалека разглядела!

Это была такая отчаянная правда, что, конечно же, звучало как шутка.

— Нога-то все еще не вылечилась? — Девочка посмотрела на бинт.

— Это не для лечения! Просто способ, чтобы тетки в трамвае с места не сгоняли!

— Какой ты находчивый! — Не поймешь, с подковыркой она это или с уважением. Наверно, с тем и с другим.

— Ага, я такой! — дерзко согласился Генчик. И вдруг опять засмущался. Завздыхал, глядя в сторону.

— А почему не заходишь? — совсем по-свойски спросила девочка. — Обещал ведь…

— Да все как-то… времени нету.

— Значит, уже не хочешь летать с берега?

— Но там же колючки!

— Да нет никаких колючек! Ты разве не слышал? На той неделе на откос летающая тарелка хлопнулась! А когда улетела — на склоне ни одной травинки. Чистая глина и песок!

— Вот это да!

— Конечно «да»! Я там уже сто раз прыгала… Хочешь?

— Я… хочу!

Девочка взяла Генчика за руку. И он сразу перестал стесняться. И они побежали сперва по Кузнечной, потом через дамбу и вниз по Кошачьему переулку. Желто-малиновое платьице девочки трепетало, как маленький костер.

Скорей, скорей… И — ура! Радость полета, счастливое замирание в груди!..