Сперва Артемыч показался Руське «нормальным дядькой». Тихий такой, добрый. Но скоро стало ясно — такой он, пока трезвый. И началась прежняя жизнь — такая же, как при московском отчиме. Только деда не было, а Руська попереть Артемыча из дома, конечно, не мог.
Он стал уходить из дома сам. И наконец притерся к компании Круглого и Буси. Но, видать, притерся не очень крепко, раз все закончилось таким образом… Наверно, крепко все же сидела в Руське память о деде, который всегда стремился жить ясно и без всякого зла.
— Послушай, Руська… А про свои давние годы дедушка рассказывал? — спросила Зоя Ипполитовна. И смутилась, как девочка.
— Да… — Руська кивнул тюрбаном, тот развалился и упал на пол. Руська не стал наматывать его снова. — Он рассказывал. Про всякое. И как дружил с девчонкой. Ее звали Зойка-Пароход… — Руська глянул хитровато, заелозил на табурете, стал тереться отмытым ухом о плечо. Халат съехал с плеч, сполз до пояса, и Руська сидел теперь коричневый, костлявый и какой-то очень беззащитный.
Зоя Ипполитовна провела по его щетинистой макушке ладонью. В это время и возник на пороге запыхавшийся Генчик.
Он увидел Руську, замигал.
— Знаешь, кто это? — значительно произнесла Зоя Ипполитовна.
— Знаю, конечно. Б… Бычок… Привет.
— Не бычок, а Руслан. Но не в этом дело. Он — внук Тимы Ревчика. Того самого! Можешь себе представить?
Генчик, разумеется, удивленно замигал опять. Но его изумление было меньше, чем ожидала Зоя Ипполитовна. Генчик склонил голову к плечу, осмотрел Руську как бы заново. Поскреб в затылке.
— Вот это да… Какое совпадение.
— Это не просто совпадение. Это судьба, — произнесла Зоя Ипполитовна. Словно поставила крупную точку в конце страницы. И присела у стола.
— Пластинка-то не склеилась, да? — неловко сказал Генчик. — Там не хватает кусочка.
— Он принес другую, такую же. Из коллекции деда, — объяснила Зоя Ипполитовна. Однако уже без прежней бодрости. Устало.
— А чего вы… так? — тут же встревожился Генчик.
— Как «так»?
— Ну… вдруг в печали увязли.
— Ничуть не бывало…
— Только не отпирайтесь! Я же ваш характер знаю!
Руська — тот характера Зои Ипполитовны еще не знал. Но и он почуял неладное. Встревоженно завертел головой на тонкой шее. Даже Варвара перестала мыть себя за ухом и притихла в углу у плиты.
— Что случилось? Говорите, — строго потребовал Генчик.
— Ничего не случилось, уверяю тебя. Просто… перепад настроения, так это, кажется, называется.
— А почему он не в ту сторону, этот перепад? Радоваться надо, что внук нашелся…
— Я радуюсь. Разумеется… А грустно оттого, что жизнь такая короткая. И Руськиного дедушки уже нет…
— Но зато Руська — вот он, — не очень уверенно возразил Генчик.
— Конечно, конечно… Поставь-ка, Бубенчик, чайник. Я распечатаю банку с вишневым вареньем.
Но Генчик видел, что печаль не оставляет Зою Ипполитовну. И чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, с нарочитым интересом спохватился:
— А где пластинка? Можно посмотреть?
— Вот там, на столе…
Генчик достал пластинку из конверта. Она была в точности как та, разбившаяся. Генчик дохнул на нее — туманное облачко на миг легло на тонкие бороздки.
Генчик опять подивился тому, что этот асфальтовый блин может хранить в себе живой голос.
Если может сохраняться голос, значит, и дух человека может…
— Зоя Ипполитовна! Я зря тогда наболтал… про это…
— Про что?
— Ну… что капитана Сундуккера не было на свете…
— Но, Бубенчик… ты ведь был прав.
— Нет, не прав! Если его не было, откуда взялся дух? Тогда, ночью…
Зоя Ипполитовна дребезжаще засмеялась.
— Ох, голубчик… Это старая игра. Вертушка в таких случаях чаще всего останавливается на буквах, которых ждут… возможно, я жульничала, сама того не желая. Ты уж прости старуху.
— Нет, не прощу! Это вы не тогда, а сейчас… жульничаете! Сами того не желая…
Она не рассердилась. Помолчала и спросила серьезно:
— Ты как думаешь?
— Да. И вы тоже…
Руська, конечно, ничего не понимал. По-прежнему вертел головой. Тревожно смотрел то на Генчика, то на Зою Ипполитовну.
Она поправила очки, встряхнулась и деловито предложила:
— Оставим капитанскую тему. Все равно теперь это не имеет значения.
— Почему? — Генчик слегка ощетинился.
— Посуди сам. Кому все это надо? Я старая, протяну недолго. Скоро мне… вслед за Ревчиком.
Руська сердито вскинулся:
— Дедушка умер не от старости! Он простудился на подледной рыбалке!
— Ну, все равно. Время — оно ведь безжалостно. И чем больше человеку лет, тем оно быстрее… Помру, и дом этот сроют. Кому нужна развалюха? Ни дочерям, ни городскому хозяйству… Ну, имущество я, конечно, поделю между вами. Одному — портрет, другому — модель. И всякие другие вещи… Но все это будет уже не то. Дома, где обитал дух капитана Сундуккера, не станет… Кстати, я надеюсь, что вы не рассоритесь при дележе наследства. А?
Генчик и Руська переглянулись. Стало им обоим ужасно неловко. И Генчик рассердился. На Зою Ипполитовну.
— Как вам не стыдно!
— Голубчик! Умирать — это разве стыдно?
— Ну… во-первых, вы еще не умерли!
— И не вздумайте, — шепотом предупредил Руська.