Но не приняла его земля, отбросила. Высоко взлетел Дядя Пуд. Далеко летел и очутился наконец в чистом широком поле, где со всех четырех сторон света сходятся дороги вместе.
Сидит там на перекрестке, на трех столбах, старушка-бабушка слепая, всем на картах ворожит, на бобах разводит. Подошел к ней Дядя Пуд, низко поклонился.
– Поворожи, – говорит, – мне, бабушка, поворожи, милая, поворожи мне горемычному, где моя добрая доля лежит!
– Давно бы, милый человек, ко мне пришел, – сказала слепая бабушка, и поворожила Дяде Пуду, и вышел Дяде Пуду червонный туз, и лежало в этом тузе сердце Дяди Пуда.
И только что выпал Дяде Пуду этот туз, как все переменилось.
Пыль поднялась по дороге. Скачут, летят вершники-приспешники, едет золотая колымага самого короля. Остановилась колымага, растворились дверцы. Все кланяются Дяде Пуду и садят его в колымагу, везут во дворец, к самому королю.
Там разодели Дядю Пуда в золото и бархат, посадили в передний угол, потчуют его всяким, печеньем, вареньем, кулебяками, пирогами, брагой и медом, пивом и заморским вином.
Ест, ест Дядя Пуд, ест не час, не два, не день, не три, и все ему мало.
Тащат-везут во дворец всякого съестного добра, со всего королевства, и все Дяде Пуду мало.
Заохал народ во всем королевстве.
Пришел, наконец, и сам король смотреть на Дядю Пуда: дивуется, а за ним и все придворные тоже диуются.
Созвал, наконец, король мудрецов со всего королевства.
– Что это за чудо-юдо такое? – спросил король у мудрецов.
– Просто голодный дурак! – сказали мудрецы, – его же и море не поглощает, и земля не принимает.
– Да ведь он тяжел! – вскричал король.
– Тяжел! – повторили за ним все придворные.
– Тяжел! – простонал народ.
– Тяжел! – прозвенело эхо по всей земле.
– Но ведь он добр, и ему слепая бабушка ворожит! – вскричал король.
И тут все придворные тотчас увидели, что у Дяди Пуда настоящее червонное сердце; а что ему слепая бабушка ворожит, об этом они все давно догадались.
– Ну и решите, что с ним делать? – приказал король мудрецам.
Ну и сидят они, думают думу крепкую, думу тяжкую и до сих пор не могут решить и придумать, что сделать с Дядей Пудом.
Курилка
Жил-был Курилка. Тот самый Курилка, про которого песенка поется:
Курилка был из чистой сосновой лучинки с черной головкой.
Раз собралось в большую залу на святки много нарядных детей: девочек в белых и розовых платьицах и мальчиков в хорошеньких курточках и рубашечках. Сели все в кружок, зажгли Курилку, и пошел он переходить из рук в руки. Каждый поскорее передавал Курилку соседу, и все весело пели:
– Видишь, как все боятся, чтоб я не умер! – думал Курилка, – значит, я хороший человек.
И он от удовольствия пускал всем дым в глаза. Но у одного мальчика с большой белой головой он погас.
– Ах, дрянной Курилка, – сказал мальчик, – не мог ты погаснуть у соседа.
Курилка обиделся и как только снова попал к этому мальчику, он опять нарочно уже погас.
– Ну! – сказал мальчик, – гадкий Курилка надоел, будем играть в фанты.
И он бросил Курилку, да так ловко, что тот из залы полетел в гостиную, из гостиной в диванную и там упал в уголок с игрушками.
– Здорово живете, как поживаете! – закричал Курилка, – а я приехал с экстренным поездом прямо из большой залы. Там очень много теперь народу, славное большое освещение, и все это для меня. Там каждый старался подержать меня в руках, потому что, согласитесь, ведь это большая честь. Все радовались, что я еще не умер, и пели: «жив, жив Курилка». Я очень люблю такое внимание. Меня потчевали яблоками, конфетами, вареньем, но я ничего этого не ел, потому что не хотел, я только курил дорогие, хорошие сигары, – пуф, пуф, пуфф, и все восхищались моим курением.
– Какой там болтун мне спать не дает? – сказала глиняная уточка. – Я целый день свищу, хоть бы вечером мне дали уснуть немного. Какая-то дрянная лучинка прилетела и шумит, как не знаю что.
– Сударыня! Позвольте вам заметить, что я вовсе не лучинка. Так как вы простая глиняная утка, то и не можете меня оценить. Я никогда не был лучинкою. У меня дедушка был Курилка, бабушка Курилка и сам я настоящий Курилка, граф Курилка. Вот как!
– Послушайте, граф Курилка, – сказала кукла, у ног которой на полу лежал Курилка. – Вы всех нас крепко обязали бы, если б немножко помолчали.