Читаем Сказки Ледяного спокойствия полностью

Печь была очень старая, хозяйка использовала ее по назначению и никогда не откусывала от нее ни кусочка. Ее шоколад поседел от времени, покрылся белым налетом, напоминавшим настоящую побелку. Эта печь была даром ограниченного контингента советских войск, совсем недавно покинувших Германию - как думали некоторые, навсегда. В Германии, зная историю Гензеля и Гретель, подарили печь этой бедной женщине - в точности так же, как в одной сказке из этого сборника, печник подарил печь Ленину, которого смертельно оскорбил на покосе.

Армейский шоколад закалился и не однажды выдерживал испытание атомным огнем.

Крысиные, жадные зубки Гензеля и Гретель мгновенно застряли в этой печи, на которую они сразу накинулись, как с голодного острова, хотя дома уже отведали буженины, ветчин, колбас, бисквитов и какао. Молочные сломались, и некоторые постоянные сломались тоже, а дети топтались, ибо все прочие сидели глубоко и прочно. Тут-то подоспели их родители, давно мечтавшие от них избавиться и послать куда-нибудь - хотя бы в Артек или в МИМО, когда подрастут - и выпороли так, как умеют лишь добропорядочные крестьяне и бюргеры.

Россия - щедрая душа!

98. Шкурное дело

Жили-были старик со старухой у синего моря, в лесу.

Это были заурядные старички: ругались над поганым корытом, пекли Колобков, прикармливали Рябу. Но вообще они прослыли трансвеститами, с элементами садо-мазо. Дедушка переодевался в ночную рубашку бабушки, надевал чепец и очки, ложился в постель с женским романом, включал сериал.

А бабушка наряжалась грозным охотником. Она распахивала дверь ударом тяжелого сапога, входила и наводила ружье, а потом начинала мучить дедушку.

Для этого у них по стенам были развешаны вожжи, уздечки, семихвостые плети, крючья.

Все заканчивалось на волчьей шкуре.

Разгуливая по лесу в костюме охотника, бабушка нередко присоединялась к настоящим охотникам, шовинистам-мачо. Она пила с ними эль у костра, зычно хохотала, грубо шутила и сочиняла охотничьи небылицы.

Хамы-охотники пихали друг друга локтями, презрительно потешались над бабушкой. Но у них были добрые, деревенские сердца. И как-то раз они подарили ей волчью шкуру.

"Чтоб тебе было помягче, с твоим дедом-педерастом", - сказали они.

Однажды бабушка-охотник явилась в избу преждевременно, истязать дедушку. И там она увидела этого дедушку в женском платье, который лежал на постели с их внучкой, гладил ей коленку и пел на ухо песни Пескова и Моисеева.

- Ах, ты мразь, - протрубил охотник и разрядил в дедушку оба ствола. Так что дамский роман, раскрытый на его груди, был прострелен в двух самых интересных местах.

Внучка соскользнула с постели, подняла с пола панаму.

- Ты посмотри, она вся красная стала, - сказала она укоризненно.

Потом, поразмыслив над распростертым дедушкой, она предложила оцепеневшей бабушке:

- Знаешь, что, бабушка, я тебе буду носить пирожки. Мама напечет. Мы тебе поможем с передачами. Колобка гони, чтобы не сказал лишнего. А Рябу снесем судье. Но только имущество у тебя наверняка опишут - отдай-ка мне волчью шкуру!

И голос ее задрожал, и пальцы немного скрючились. Она знала, что серебряных пуль у местных охотников отродясь не бывало. Палили черт-те чем.

99. Щелбанчик, или Обыкновенное Чудо

Жил-был на свете уродливый карлик, страдавший привычным вывихом нижней челюсти - это такая болезнь бывает, дорогие читатели. А потому он пользовался невероятным успехом у дам. Он их прямо подряд сшибал, и завистники прозвали его Щелбанчиком. Ибо никакая приличная ёлка не обходилась без него, и всюду он ныл и твердил, что является заколдованным принцем. Дамы принимали его совсем за другого: кормили его, поили, катали в карете и на пони с бубенцами; одевали его, открыли ему счета в сорока банках - большего он не хотел от дам. Во-первых, ему не хватало мужского гормона: у лилипутов частенько случаются разные напасти-мордасти. А во-вторых, при поцелуях у него привычно вывихивалась нижняя челюсть, и приходилась звать лекаря.

Одна простушка все же решилась взять его в оборот - уж больно он ей показался выгодной партией.

- До меня дошли слухи, принц, что вы - великий мастер по уничтожению крыс и мышей...

- Разумеется, - важно ответил ей Щелбанчик, потому что выдавал себя за Щелкунчика. - Вас донимают мыши? Нынче же буду у вас!

Прибывши к даме, Щелбанчик рассыпал на полу в кухне какую-то отраву и назвал это химическим оружием новейшего поколениия: бинарным. Нужны лишь два компонента: отрава и мышь. Каждый же из них по отдельности - безопасен.

Не слушая про мышей и не в силах больше себя сдерживать, хозяйка дома а она была пышная особа - навалилась на Щелбанчика и чуть не задушила его в грудях вместе с челюстью, которая после этого случая стала прочнее держаться на месте.

- Сударыня... сударыня.... Я должен открыться, - забормотал плененный Щелбанчик. - На мне лежит еще одно заклятье...

- Как? Еще одно? Какое же?

- Если я поцелую вас, я превращусь в медведя, - печально сказал Щелбанчик.

- О Боже? Вы не шутите? Неужели в медведя?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза