Сказки, легенды, истории

По словам близко знавшего его Греча, Сомов «отличался в словесности нашей не блистательными творениями, по основательными познаниями и большою деятельностью. Он был бесспорно из лучших переводчиков наших (если не лучший) с французского и итальянского языков. Сомов почти один из писателей наших был литератор и делом, и званием, что во Франции называется „un homme de lettres“[1]… Беспрерывные письменные работы, не по вкусу и не по выбору, а по необходимости и по требованию других, отвлекли его от самостоятельных произведений, потемнили его воображение, иссушили телесные силы, расстроили здоровье и в цвете лет низвели в могилу». Литератор по призванию, Сомов, однако, не оставил после себя каких-либо крупных произведений; но почти все, что он писал, носило на себе признаки некоторого дарования, а такие рассказы и повести его из быта и истории Малороссии, как «Юродивый», «Гайдамак» (напечатана в «Звездочке» 1826 г.), «Невском Альманахе на 1827 г. и перепечатана в „Русской Старине“» 1883 г., т. XXXIX, стр. 86—100), «Русалка», «Оборотень», «Ночлег Гайдамаков», «Сватовство», «Киевские ведьмы» и др. (напечатанные в разных журналах и альманахах), казались некоторым его современникам до того сходными с украинскими повестями Гоголя, что H. Полевой приписывал последние, на первых порах появления их, Сомову.

Отдельно изданы Сомовым следующие произведения и переводы: «О Романтической поэзии. Опыт в 3-х статьях», СПб. 1823 – неудачная попытка разобраться в современных направлениях изящной русской литературы и определить понятие слова «романтизм»; «Три нравоучительные повести для детей» и «Майский подарок детям для обоего пола», с 10 карт. СПб. 1830; «Разбор речи о Российской Словесности, читанной и Марсельском Атенее князем Э. П. Мещерским», СПб. 1831; «Голос украинца при вести о взятии Варшавы» (под псевд. «Порфирий Байский»), СПб. 1831; «Новые французские и российские разговоры, составленные по образцам, находящимся в сочинениях лучших новейших писателей и разделенные на 150 уроков, пересмотренные и исправленные Авг. де-Сентомом и О. Сомовым», СПб. 1827, изд. 3 – 1837, изд. 4 – 1840, изд. 5 – 1844 г.; «Друг молодых девиц, или новые повести, служащие к образованию их склонностей, ума и сердца», соч. Бульи, 2 ч., СПб. 1831, перев. с франц.; «Награда добродетели и благонравия»; «Новые сказки для юношества обоего пола», соч. Бульи, перев. с франц. с В. Бурнашевым, СПб. 1835; «Записки полковника Вутье о нынешней войне Греков», 2 ч., СПб. 1824–1825; «Новые повести, сочиненные и поднесенные детям Герцогини Беррийской», соч. Бульи, 2 ч., на франц. и русск. язык., СПб. 1826; «Наваринская битва, или Ренегат. Историч. роман», соч. Мока, перев. с франц., СПб. 1831. Вместе с упомянутым выше Авг. С.-Тома, он перевел на французский язык, под наблюдением автора, IX том «Истории Государства Российского».

Б. Гарский.

Оборотень Народная сказка

«Это что за название?» – скажете или подумаете вы, любезные мои читатели (какому автору читатели не любезны!) И я, слыша или угадывая ваш вопрос, отвечаю что ж делать! виноват ли я, что неусыпные мои современники, романтические поэты в стихах и в прозе, разобрали уже по рукам все другие затейливые названия? Корсары, Пираты, Гяуры, Ренегаты и даже Вампиры попеременно, одни за другими, делали набеги на читающее поколение или при лунном свете закрадывались в будуары чувствительных красавиц Воображение мое так наполнено всеми этими живыми и мертвыми страшилищами, что я, кажется, и теперь слышу за плечами щелканье зубов Вампира или вижу, как «от могильного белка адского глаза Ренегатова отделяется кровавый зрачок». Напуганный сими ужасами, я и сам, хотя в шутку, вздумал было попугать вас, милостивые государи! Но как мне в удел не даны ни мрачное воображение лорда Байрона, ни живая кисть Вальтера Скотта, ни даже скрипучее перо г. д'Арленкура и ему подобных, и сама моя муза так своевольна, что часто смеется сквозь слезы и дрожа от страха; то я, повинуясь свойственной полу ее причудливости, пущу слепо мое воображение, куда она его поведет. Скажу только в оправдание моего заглавия, что я хотел вас подарить чем-то новым, небывалым; а русские оборотни, сколько помню, до сих пор еще не пугали добрых людей в книжном быту. Я мог бы вместо оборотня придумать что-нибудь другое или подменить его каким-либо лихим разбойником; но все другое новое, как я уже имел честь доложить вам, разобрано по рукам другими, а в книжных наших лавках залегли теперь такие большие шайки разбойников – не всегда клейменых (по крайней мере клеймом гения), но всегда печатных, – что если б мыши и моль не составили против них своей Santa Hermandad, то от них не было б житья порядочным людям.