Сказки летучего мыша

Штабс-ротмистр прибавил ходу. Если этот туннель копирует первый по протяженности, то тварь не дотянется. Скорей всего, не дотянется… Хочется верить. Но куда выведет новый путь? Дибич предпочел не ломать голову, как раньше не раздумывал над происхождением и классификацией подземного монстра. Он не ученый, он солдат. Разведчик. Его дело – вернуться и доложить… Даже если для этого приходится бежать от врага.

И он бежал.

Бежал не куда, а откуда. Вернее – от кого…

Штабс-ротмистр преодолел сотню саженей, вторую… Шуршание осталось позади. Дибич не сбавлял темп – и едва успел остановиться на полном ходу.

Туннель от края до края перекрыла стена. Не природная, рукотворная – известковая кладка из огромных блоков песчаника. Дибич посветил вверх – стена плотно прилегала к своду.

Тупик.

Ловушка.

И вновь – пока далекое, тихое – шуршание.

Он поставил фонарь, опустился рядом на одно колено. Мысли метались панически: всё! конец! бесславный конец в каменной норе, в щупальцах не пойми откуда взявшегося апокалипсического зверя! – а руки быстро и уверенно отмеряли порох из изящной серебряной пороховницы, забивали пули в два опустевших ствола… Тварь смертна, тварь боится боли… Надо показать ей, что добыча может кусаться… Маленький, но все же шанс.

…Фонарь стоял впереди, выдавая максимум света. Дибич – готовый к стрельбе – позади, в темноте. Стена осталась за спиной, шагах в десяти, – необходимое пространство для маневра.

Шуршание приближалось – медленно-медленно. Ожидание схватки изматывало, выпивало силы до ее начала… Хотелось крикнуть: «Ну же, гадина! Давай! Вот он – я!!»

Дибич не крикнул. Потому что это наконец появилось. На тонкий, стремительный бич оно теперь не походило. По тоннелю медленно, толчками полз тупоконечный отросток – толщиной со ствол вековой сосны.

Тем лучше.

В крупную цель попасть легче.

Либо никаких органов чувств отросток не имел, либо проигнорировал и фонарь, и его владельца. Полз как полз.

Штабс-ротмистр тщательно прицелился.

Выстрел! Второй!

Вновь ударили фонтанчики черной жидкости – далеко, сильно – давление крови в жилах твари оказалось чудовищным. Если, конечно, то была кровь…

Дибич сделал паузу, сберегая два последних заряда и выжидая реакцию противника: испугается? Отдернется?

Отросток замер неподвижно. Напор черной жидкости слегка ослаб…

А потом все произошло почти мгновенно.

Щупальце буквально выстрелило вперед – на глазах вытягиваясь, утончаясь. Одновременно Дибич нажал на спуск. Два выстрела «Лепажа» слились в один. Попал, нет, – не понять, стремительное движение твари опрокинуло фонарь. В темноте штабс-ротмистр почувствовал, как его грудь жестко, до хруста, сдавила невидимая петля. Он потянулся пальцами правой руки к обшлагу левой – выхватить из рукава нож, использовать последний крохотный шанс…

А невидимые петли захлестывались все новыми витками – выше, выше… Ребра ломались. Пальцы уже коснулись рукояти ножа, когда страшное давление обрушилось на шею. Треск позвонков показался грохотом пушечного выстрела. Темнота вспыхнула ярко-оранжевым пламенем. И для Дибича всё закончилось…

* * *

Генерал-майор Леонтий Васильевич Дубельт был в ярости. И, как всегда в подобных случаях, ничем не давал собеседнице почувствовать этого.

– Милейшая Юлия Павловна, надеюсь, вы хорошо понимаете: исчезновение одного из лучших офицеров Корпуса, лично знакомого Государю, – не может не иметь самых серьезных последствий? Исчезновение в ваших владениях?

Голос графини звучал холодно:

– Я прекрасно понимаю ваши резоны, Леонтий Васильевич. Не могу лишь понять: какое отношение исчезновение вашего подчиненного имеет лично ко мне? И к моему скромному дому? Неужели вы подозреваете, что я могла похитить офицера, лично знакомого самому Государю?

В ее ровном тоне мелькнула тень издевки. Неприязнь Его Императорского Величества Николая Павловича и графини Самойловой была взаимной.

– Упаси меня Господь, Юлия Павловна, от таких подозрений. Но служебный долг заставляет меня проверить все вероятные и даже маловероятные версии. В том числе и ту, согласно которой в исчезновении штабс-ротмистра Дибича замешан кто-то из ваших людей.

– Что вы хотите? От меня?

Скрываемая неприязнь «светской львицы» прорвалась-таки наружу. Не в словах – в интонации.

– Я прошу – всего лишь прошу, Юлия Павловна – позволения моим офицерам осмотреть ваш особняк и побеседовать с гостями и прислугой. Вы, разумеется, вправе отказать в моей просьбе. Но, естественно, подобный отказ приведёт к определенным размышлениям. И выводам…

– Осматривайте. Беседуйте, – процедила графиня, окончательно отбрасывая маску светской вежливости. – А сейчас, господа, позвольте откланяться. Меня с утра мучает мигрень…

Не дожидаясь ответа, Юлия Павловна круто развернулась и пошла к дверям своего «скромного дома». Генерал проводил ее взглядом – внимательным, цепким.

– Вы действительно рассчитываете здесь что-то обнаружить, Ваше превосходительство? – с сомнением спросил коллежский советник Задорнов, не проронивший ни слова в течение разговора с графиней.