Сказки мегаполиса

— Да ничего особенного. Расспрашивали, мое мнение выяснили по поводу существования Центра, ну и все такое…

— А ты что?

— Сказал, что, может быть, и к лучшему, если его закроют.

— Ну ты даешь! — завопил Санька. — Теперь ты безработный, осознаешь? А ты рассуждаешь о бессмысленности существования нашего Центра! Нашлись умные люди, позаботились. Больше тебя совесть мучить не будет, и мысли посещать не будут… Слушай, — вдруг осенило Саньку, — а почему тебя вызывали? Кто ты такой есть, чтобы тебя на коллегии вызывать?

— С закрытием Центра, конечно, уже все было решено, и мое мнение ровно ничего не значило, — задумчиво ответил Арсений, — мне кажется, что вызывали меня в основном по другому вопросу, хотя это было всячески замаскировано…

— Но по какому? По какому?

— Помнишь, один из заявителей, некто Рублевский…

— Да помню, конечно, помню, — перебил Санька, — это бугор какой-то, что ли?

— Да, бугор. Он председатель Коллегии. Так вот, этот Рублевский очень интересовался результатами моей поездки.

— А ты?

— А что я? Я ему все рассказал, — и отчет отдал.

— А он?

— А его чуть кондрат не хватил. Кровью налился, рот разевает, как жаба. Отвратительный тип…

— С чего это? — поинтересовался Санька.

— Давай отложим этот разговор, — ответил Арсений, берясь за ручку двери. Незаметно они добрались до Центра.

— С Петровичем, судя по всему, будет тяжелый разговор, — усмехнулся Арсений.

— Можешь рассчитывать, в случае чего, — заверил его Санька и постучал себя кулаком в грудь.

— Добро, — согласился Арсений.

В институте царила суматоха. По лестничным маршам метались группы озабоченных сотрудников. Молодые, сбившись в круг, распевали песни о дальних странах и бесконечных дорогах, о том, что жизнь — хлам, но жить хочется. Звенела гитара, раздавались раскаты смеха и взвизгивания тискаемых лаборанточек. Пожилые тосковали. Мужская половина не давала волю чувствам, держалась с достоинством, лишь чуть нахмурив брови, женская, напротив, размазывала по щекам тушь, шмыгала разнокалиберными носами и толковала что-то о детях, двух месяцах до пенсии и свинстве начальства. Периодически этот гомон перекрывал злобный бас, который разносился по всему институту: «Кто красть разрешил? Кто разрешил, спрашиваю? Поукрадали все сливные бачки, сволочи?! Чем дерьмо ваше смывать? Чем смывать, спрашиваю?» Строгие люди непонятного возраста бродили по коридорам, внимательно осматривали лаборатории, что-то записывали в толстые блокноты крокодиловой кожи, многозначительно переглядывались друг с другом, делая загадочные знаки. Во внутреннем дворе под руководством потного завхоза грузили транспаранты. Старый потрепанный «газик» был уже доверху забит полуистлевшей материей и гнилой древесиной, а из подвала все тащили и тащили какие-то плакаты, огромные стенды, исчирканные гордо задранными графиками, доски почета с содранными фотографиями и портреты, портреты, портреты… Шофер зверски крутил головой, стучал себя ребром ладони по шее и ругался матом. Завхоз сипел сорванной глоткой, топал ногами и плевался. Двое молодых граждан, воровато озираясь, волокли через черный ход внушительных размеров прибор, завернутый в мешковину. Из прорехи выглядывал дивный стеклянный змеевик, чудо стеклодувного искусства. Растерянная вахтерша уже не требовала пропуска, а бестолково бегала по коридору, потрясая пустой кобурой. Воистину, царило Вавилонское столпотворение.

Арсений и Санька, едва появившись в Центре, сразу же были затянуты в водоворот событий. Санька как будто даже повеселел при виде царящего хаоса, бойко окликнул пробегавшего мимо сотрудника, покровительственно похлопал того по плечу и что-то приказал. Затем Санька окликнул следующего пробегавшего, что-то спросил у него и благополучно удалился, махнув Арсению. Арсений в замешательстве постоял некоторое время и поплелся в свой кабинет. Он, собственно, не знал что ему делать. В кабинете оказалась масса народу. Верховодил оной массой Васька Эстэл, который уже успел настолько вжиться в роль хозяина, что в первый момент, не признав Арсения, грубо окликнул его, предложил не раскрывать хлебало и подставлять белы плечи под бремя общего созидательного труда. Арсений оглянулся, внимательно посмотрел на Эстэла и укоризненно покачал головой. Очень неловкая вышла сцена! Спасла положение секретарша Светочка, вбежавшая в это время в кабинет. Увидев Арсения, она всплеснула руками и радостно защебетала:

— Арсений Валерьевич, наконец-то! Я вас обыскалась! Третий раз сюда прибегаю.

— В чем дело?

— К Николаю Петровичу, срочно! Злой, как черт!

Арсений поднялся этажом выше и вошел в директорский кабинет.

— А-а-а, вот и вы! — директор крутнулся в кресле и вскочил. — Значит, плюете? — он торопливо пробежал по комнате и остановился перед Арсением. — Я же вам неоднократно рекомендовал, а вы плюете, да?

Арсений молчал. Директор сжал кулаки.

— Я же вас инструктировал, — процедил он, — инструктировал до безумия, а вы?!

— А что я? Отчет написан…

— Запомните, — перебил директор, — пишут те, кому делать нечего. Запомните это, а лучше запишите.