— Вас заставляли фантазировать! — холодно произнес Психоватый. — Вас, взрослых! И за всем стоял Великий Кормчий!
На поляну легло растерянное молчание людей. Тихо позвякивали поющие цветы.
— Не верю, — Шут настороженно посмотрел на друзей, — не верю! — сорвался он вдруг на крик. — В Школу прячут за ересь к Источнику, взрослые не могут там фантазировать.
— Я был в Школе… — выдавил из себя Мирон. — Был и все испытал на своей шкуре! Нереальность, глотающую твоих друзей; Служителей и Советников, Сполохи… И я утверждаю, что это так! Тысячи взрослых напрягали свой ум и фантазию, чтобы выстоять против нереальности. Вопреки канонам Источника…
«Сейчас невозможно выяснить, кто такой Хан. Как и ответить на множество других вопросов. Одно ясно — Цивилизация пропитана лицемерием, ложью. С детства тебя поощряют выдумывать. Чем больше фантастических идей — тем лучше, малыш! Всегда есть вероятность, что в невероятном окажется рациональное зерно, которое заметит своим наметанным взглядом наставник. Идею занесут в Каталог, обработают взрослые, а ты и знать об этом не будешь. Повзрослеешь — сам начнешь претворять в жизнь идеи Каталога, может, даже те, которые из тебя высосали в детстве. Но знать этого ты тоже не будешь. Анонимность — высший залог стабильности Цивилизации, гарант слияния ее с природой! Уходит в безызвестность талантливое детство, и остается ремесленная зрелость. Не вздумай тревожить свое воображение во взрослом возрасте. Вдруг окажется, что ты способен генерировать идеи. Тогда Цивилизация будет в опасности: у взрослого не отнимешь идею, не занесешь ее под безымянным номером в Каталог. Разве? Наивный ты человек, Сотрудник Мирон! К услугам неугомонных Школа Седьмого дня. Фантазируй, выдумывай на здоровье. Тебе создадут все условия, которые только можно вообразить. Жизнь твоя попадает в зависимость от фантазии. А идеи, защитившие тебя, преспокойненько пронумеруют во славу Цивилизации. И кто-то из повзрослевших, «взявшихся за ум», фантазеров обработает ее…
Человек начинается с детства. Умные люди это давно поняли и с самого первого шага они внимательно следят за тобой. Уж они позаботятся, чтобы в нужное время ты направил свое воображение на слепое исполнение чужих замыслов. И зовут этих милых, умных, внимательных людей или Великими Кормчими, или их Советниками, или еще как-нибудь — неважно. Они и сами не стремятся к известности. Безымянность — основа стабильности! Во имя стабильности повинуйся словам «нам сказали», наступай на горло своему воображению. Тогда к тебе придет все-все, столь необходимое для «должного» уровня. Заплати за это всего лишь одной мелочью, пустяком — человеческой фантазией.
— Он был моим учеником.
— В младших классах, — уточнил Психоватый. — Ты ведь не знаешь, что произошло с ним за годы после окончания Школы.
— И все же непонятно, какая взаимосвязь между учителем Ханом и Великим Кормчим.
— Единственное упоминание о Кормчем я встречал лишь от Аналитика, — сказал Мирон, — а он в Школе.
— Ты мог неправильно понять старика, — произнес Нума.
— Я не ошибся. Речь шла о Кормчем.
— А как же Источник? — тихо спросил Шут. Мирон с жалостью посмотрел на друга.
— Мы так мало знаем о начальной стадии развития Цивилизации.
— Может статься, что именно с Кормчим связано создание Источника, — предположил Психоватый.
— Мой пращур создавал Источник.
— Шут, у вас великие предки, — поклонился Психоватый, — но они не ведали, что творили. Кормчий мог быть уже тогда. А кончилось все это Школой Седьмого дня.
— Аналитик не может бежать? — заговорил молчавший Нума.
Мирон с сомнением пожал плечами.
— Старик слаб, Миражи отнимают много сил.
— В Школе могут быть другие, слышавшие о Кормчем.
Мирон заинтересованно взглянул на лесника.
— Но до них нужно добраться.
— Ясь, — обронил Мерик.
Мирон вспомнил Школу: неожиданности, подстерегающие на каждом шагу, Мираж, способный уничтожить человека в мгновение ока, — и содрогнулся. Впутывать малыша в столкновение? С другой стороны, никто из взрослых, сидевших в хижине Нумы, не был способен на то, что мог этот мальчик.
— Имеем ли мы право? — спросил Шут.
— Да, — с ожесточением произнес Мерик. — Потому что это делается ради него самого. Если мы не узнаем всего о Кормчем, не начнем с ним борьбу, что ждет Яся? Шинок, где он будет глушить тоску в мёде и пиве? Безрадостная обработка чужих идей и подспудное желание творить самому?
— Мерик, я рад, что ты осознал это, — сказал Мирон. — Но Школа — такое, о чем не имеешь ни малейшего представления, живя в городе.
— Именно поэтому мы должны рассчитывать на мальчика, — сказал Психоватый. — Цивилизация породила Яся, и только ему под силу освободить взрослых мечтателей и фантазеров от Школы.
— Мне думается, — проговорил Нума, — что в условиях Школы, как рассказывал о них Мирон, найдутся взрослые, способные делать то же, что и Ясь. Только они не подозревают об этом.
— Это невозможно.
— У них нет времени на свободное мышление, — настаивал на своем Нума.