– Мироедствует Гришка, это верно! – с досадным вздохом отвечали Парфёну. – Но живём же. Вроде помирать не собираемся. Да и сами виноваты к тому же. – как бы извиняясь добавлял собеседник, а сам про себя думал: "Тебе выложи, что накипело – со свету сведёте!"
– А мельницу он строит нынче? Вашими же руками строит! Думаешь даром он станет зерно молотить? Мука станет, что золото! – Парфён начинал кричать, злоба за принесённую дружками обиду, сталью сдавливала сердце. Но слова Парфён подбирал такие, чтобы задели душу слушающего. – Всю осень ходил Гришка вопрошал за мельницу! Продайте, продайте! Выкупить обещался за приличные деньги, а как отказали несколько разов, мельница вдруг сгорела! Это что случайность что ли? А сеять что будете? Зерна аккурат до оттепели! В ножки кланяться пойдёте? А когда всё у вас отнимет, станете детей ему в наём сдавать? Уууу, бараны вы и овцы! Противно с такими за столом сидеть!
– Вот и не сиди! Проваливай! – отвечали ему. – Чего баламутишь? Уходи пока не выставили!
Парфён с досадой хлопал калиткой и бубня под нос шёл домой.
– Не верят мне. Боятся…
Солнечным днём мужики топорами расширяли на реке прорубь, рядом с горки каталась ребятня. Ярко-голубое небо пьянило, наполняло силой словно вот-вот придёт весна. Но до неё было ещё далеко. Дым из печных труб чёрными столбами поднимался в верх, обещая скорые морозы. Парфён бродил вдоль застывшего берега, с удовольствием чихая от яркого солнца.
– Не бей! – послышался приближающийся крик. – Я не для себя! Для жены!
Голос был Кунятого. Парфён поднялся по склону берега. К реке нёсся Харитон, в руках его была курица, которой он отмахивался от Гришки, тот норовил ударить его вилами как дубиной. Они пробегали мимо ребятни, Харитон упал, Гришка запнулся об него и не удержавшись, падая воткнул вилы в катящегося парнишку. Мужики видевшие произошедшее кинулись к горке. Гришка ударил, несколько раз, Харитона в лицо, отнял курицу и только теперь понял, что произошло.
– Убили! – раздались мужские голоса вперемешку с детскими криками.
Босой растолкал образовавшийся круг, подошёл к телу и вытащил вилы. Несколько пар глаз с нескрываемой яростью смотрели на убийцу.
– Чего пялитесь?! – твёрдо спросил Гришка. – Что я его нарочно пропорол по-вашему?
Один из мужиков сделал шаг вперёд и было замахнулся топором.
– Цыц поганец! – рявкнул Григорий и наставил на смельчака вилы. – Следом хочешь?! – он кивнул на лежащее у ног тело.
Все молчали, только дети шмыгали носами, те что помладше тихо плакали. Гришка вышел из круга и направился домой. К мёртвому парнишке подошёл Харитон. Вытерев разбитое лицо шапкой, он поднял убитого на руки и двинулся в сторону кладбища, тихо шепча:
– Пойдём милок к моей Аннушке, сынком будешь.
Тем же днём Парфён пошёл по домам, науськивая баб против детоубийцы.
– Всех вас в могилу сведёт! Парнишку то из развлечения вилами заколол! Не верь мужикам, они Гришку боятся вот и придумали, что случайность получилась! Попомни моё слово, весна придёт и будет детей твоих отстреливать, как воробьёв! А ещё секретом тебе скажу, что Гришка пока в городе жил, человечиной питался. У них там в этих городах постоянно жрать нечего, вот и едят детей, да стариков! Задавить его надо!
Женщины, обезумевшие от рассказов Парфёна, к ночи собрались ватагой и пошли к дому Гришки, вооружившись косами, вилами и топорами. Несколько мужиков следовали с ними.
Босой с дружками, в очередной раз веселился: распивал самогон, плясал, горлопанил песни, щупал за всякое блудливых девок. Внезапно в окно влетело полено, стекло разбилось в дребезги.
– Выходи мироед! Судить тебя будем! – кричали бабы!
Гришка вышел к толпе. Братья Костлявые и Мишка Оглобля встали на крыльце и наблюдали за происходящим.
– Чего орёте?! – строго крикнул хозяин. – Чего надо?
В разнобой заголосили:
– Довёл нас, что сил нет!
– Детоубивец проклятый!
– Кровь тебе пустить пришли!
Гришка осмотрел толпу, заметил кучку мужиков, молча стоявших в стороне.
– Эй! Земляки! Вы, смотрю, своих баб к месту приструнить не можете? Совсем от рук они у вас отбились! Или у вас мужик – не мужик? Для красоты? – Босой ухмыльнулся. Ему не отвечали, смотрели под ноги.
– А вы, бабы, чего всполошились? Пришиб я парнишку и что уж с того?! Нарочно я это? Нет! – он подошёл к ближайшей женщине, выхватил у неё вилы, бросил их под ноги и гневно закричал: – Не вы меня родили и не вам меня судить! – он сплюнул на снег. – Вы лодыри и мужья ваши – лодыри! – продолжал кричать Босой, бешено смотря красными глазами на отшатнувшуюся толпу. – Я за вас душу рву себе! Боюсь, как бы односельчане мои не сгинули! То зерна подкину, то мельницу построю за свои. Этих вон на работу взял, чтобы с голоду не сдохли! А вы за благо так платите значит? Топорами, да вилами? – Гришка затих, часто задышал, из ноздрей густым потоком вырывался пар.
– Пойдём Григорий Авдеевич! – Окликнул Мишка Оглобля. – Что с ними возиться!
Гришка плюнул под ноги толпе, развернулся и поднявшись на крыльцо вошёл в дом.
Опешившая ватага не двигалась, не произносила ни звука. В воздухе повис вопрос "Что дальше?".