Сказки Мухи Жужжалки

Увидел он страны далёкие красоты нездешней. И шагал он в том сне, по царскому велению, через леса и горы, пустыни и заросли. День-ночь. День-ночь. Шёл по суше. Плыл по морю-океану. А путь ему указывало днём солнце, луна – ночью. Шёл, а сам всё примечал. Он и сквозь сон помнил, что всё это только подсказка предстоящего пути. Много испытал в пути. И много страшного с ним приключалось. Но, как только страх подступал, он сразу вспоминал, что всё это лишь сон. И становилось ему не страшно. Ни в тёмном лесу в схватке с дикими зверями, ни в драке с разбойниками, ни в голоде, ни в холоде. Стало ему казаться, что уж всю-то землю-матушку обошёл. Во все дальние уголки заглянул, а ведунью-вещунью ещё не повидал. Уж сомневаться стал: не выдумка ли она, эта ведунья-вещунья? Горько сетовал он на судьбу:

– Вот попутал же меня лукавый: чужой перстень присвоить! И гордыня подвела – захотел роскоши царской задарма отведать! Ох, тяжко мне за это всё досталось! – грустил Афоня, сидя на берегу бескрайнего океана. Но от печальных мыслей его отвлекло появление плота, качающегося на волнах. Вскоре плот прибило к берегу. Прямо к ногам Афони.

– Эх! Да на всё воля Божья! – решил Афоня. И поскольку «нищему собраться – только подпоясаться», вошёл в воду и взобрался на плот. А плот подхватила волна и помчала плот всё дальше и дальше от берега.

– Вот тебе и сны! – крестясь, подумал Афоня. Только и успел перекреститься, как у этого самого плота рыбьи плавники переливчатые выросли. От этого плот ещё быстрее помчался. Вскоре и плавник-гребень, как у карася обычного, только огромный, вырос. За него Афоня покрепче уцепился. Потому что ветер в ушах свистит, и уж не плывёт его плот, а летит, едва касаясь океанских бирюзовых волн. Но Афоня не испугался, а решил:

– А! Сон и есть сон! С меня от него не убудет.

И, любуясь прекрасным закатом над океаном, приготовился к новым неожиданностям. Вдруг он увидел остров. И тотчас огромная волна подхватила Афоню и опустила его прямо на каменистый берег этого острова. Тут и рассмотрел Афоня, что остров весь каменный. Ни травинки, ни попить, ни поесть. Один солёный океан вокруг. Ночь спустилась тёмная, звёздная. И на душе у Афони тоже – тьма чёрная. Пить хочется. Вспомнил Афоня, что после того, как поднёс ему царь питьё с тринадцатью капельками, пузырёк с оставшимися каплями царь в карман ему сунул.

И Афоня опустил руку в карман: проверить, нет ли там пузырька. И обрадовался, как только нащупал его в кармане. Достал, открыл его. А из пузырька влагой речной, свежими весенними ручьями повеяло. И решил Афоня:

– Хоть жажду утолю! А сны, они и есть сны. Чего мне от них станется? А в пузырьке хоть едва донышко прикрыто, а всё ж – вода!

Едва поднёс пузырёк к губам и, предвкушая удовольствие от возможности утолить жажду, хотел те несколько капель пригубить, как набежала волна такая высоченная, что звёзды собой затмила. Остров содрогнулся от этого, и пузырёк вылетел из рук Афони. Правда, он не растерялся и схватил его на лету. Но несколько капель всё же вылетело и упало, в океанскую волну. И, видимо, неописуемой силы было действие этих капель. Даже волна сразу будто заснула. Остановилась, застыла. И стоит гора воды высоченная. Рыбы, что резвились в ней, тоже заснули без движения. Даже ветер – и тот замер. Нависла эта волна-гора над островом. А под нею разверзлась бездна океанская до самого дна. Заглянул Афоня в океанскую бездну. Увидел, что остров, с которого он в эту самую глубину заглядывает, – вершина горы. Захотел дно рассмотреть. Но поскользнулся и полетел вниз.

– Вот и проверю, что от снов бывает, чего не бывает! Но до чего же дно океана на сушь земную похоже! – успел подумать Афоня, пока летел вниз на дно океана.