Сказки народов Восточной Европы и Кавказа

— Хотите, пойдем на охоту вместе? Добычу разделим по справедливости.

Как было не согласиться!

Вышли они втроем на охоту. Поохотились. Добыча у них оказалась такая: сначала белка, потом заяц, а под конец олень.

— Ну что ж, волк, приступай к дележу, — приказал лев.

— Ты лев, — говорит волк, — ты наш повелитель. Тебе полагается первая добыча, я, уж так и быть, буду доволен последней, а лиса…

Рассвирепел лев, даже не дослушал волка, взмахом лапы свернул ему шею.

— Дели ты, лиса! — зарычал он.

— О царь зверей, о господин мой лев! — сказала лиса, поглядывая искоса на мертвого волка. — Ты самый могучий из нас, тебе — львиная доля. Зайца ты съешь утром, оленя — в обед, белку на ужин. А мне, малому зверю, много ли нужно! Что оставишь, то и довольно!

Очень понравился льву такой дележ.

— Какая ты умница! — воскликнул он. — Откуда у тебя столько ума?

— Я умна, потому что иногда мне доставался кусочек от волчьего языка, — скромно ответила лиса.

С тех пор лев и лиса неразлучны. Он охотится, а она подбирает остатки.

КАК СТАРЫЙ КОТ ОБРАТИЛСЯ В ХАДЖИ. Адыгейская сказка

Перевод Т. Керашева, литературная обработка П. Максимова.

оту на старости лет стало трудно ловить мышей.

«Плохо мое дело, — подумал кот, — надо что-то придумать».

И придумал.

Намотал на голову чалму в знак того, что он уже стал хаджи[117], и велел передать мышам, что он покаялся в своих грехах и хочет помириться с мышами.

— Стар я уже стал и чувствую, что не сегодня завтра умру, — передал кот мышам. — А среди вас есть такие, у кого я съел отца, мать или сына. Соберитесь все на собрание, и я буду просить у мышей, чтобы они простили меня.

Услышав об этом, мыши обрадовались, возликовали. Но среди них оказалось и много таких, которые не поверили раскаянию кота.

— Святых котов не бывает! — говорили они. — Тому, кто поедал нас, а теперь говорит, что не будет нас есть, — верить нельзя!

Больше всех не верили коту две старые мыши — Асран и Ауджедж; они сами не верили и других мышей предостерегали.

Но большинство мышей не послушали их уговоров и пошли на собрание, назначенное котом-хаджи. Старые, опытные мыши, Асран и Ауджедж, не пошли на собрание, взобравшись на плетень, они издали наблюдали за происходящим.

И вот мыши собрались. Пришел и кот-хаджи.

— Очень хорошо, что вы собрались, — Аллах сделай вас здоровыми, — сказал кот. — Но это место не подходит для собрания. Я стал стар и слабоват глазами. Лучше вы войдите в печь, я сяду у дверцы, и так мы будем разговаривать, чтобы лучше видеть и слышать друг друга.

Кот говорил тихим и мягким голосом, и мыши послушались его.

Подбадривая друг дружку и весело шутя, они вошли в печь и расселись там. Кот-хаджи сел у дверцы.

И только что мыши ладненько высказали коту свои жалобы, как он выпустил свои страшные когти и стал хватать мышей и сворачивать им шеи.

Так и передавил всех мышей, собравшихся в печке. Остался в живых только один молодой мышонок Салим.

— Тебя я отпущу, чтобы ты мог рассказать тем двум старым мышам — Асран и Ауджедж, что произошло с остальными мышами! — сказал кот и, ободрав ему уши, отпустил.

Вырвавшись из лап кота, мышонок Салим пустился бежать от него со всех ног.

— Ох, кажется, чего мы боялись, то и случилось! — в страхе сказали две старые мыши, Асран и

Ауджедж, увидя бегущего мышонка. — Смотри — у этого мышонка нет обоих ушей! Салим! Что случилось? — в сильной тревоге пискнули старые мыши, когда мышонок поравнялся с ними.

— Вестей хороших нет! — дрожа от страха, отвечал мышонок. — Из всех мышей, которые собрались в печке, ушел живым только я один, да и то оставил там свои уши.

Услышав это, старые мыши со страху попадали с плетня, и при этом Асран сломала себе ребро, а Ауджедж — лапку.

Тяжело раненных, их отнесли в дом; они долго лежали там и не допускали к себе ни мышиного лекаря, ни других мышей.

Долгое время они не пускали к себе никого Пустили только одну старую мышь — из уважения к ее старости.

— Что такое случилось с вами, мои дети? — спросила мышь-старуха, войдя в дом, где они лежали, и поставила перед ними немного теплого хантупса[118], который она принесла с собой, чтоб угостить больных.

— Ох, случилось такое горе, что теперь не стоит и жить на свете… — отвечали ей те две мыши.

— Ну, до этого еще не дошло, — стала утешать их мышь-старуха. — Когда-то со мной случилось еще и не такое горе: моих девятерых мышат заклевал орел, моих десятерых мышат задушила просяная шелуха. И вот хотела я тогда удавиться, но у меня не хватило сил поднять на себя руки… Взобравшись на балку, я бросилась оттуда вниз головой, чтобы разбиться, но упала в корзину с шерстью и осталась невредимой. После этого я решила сломать свои зубы о твердый сыр. Думала так. «Оставшись без зубов, скорее умру». Стала грызть

сыр — и что же? — зубы не сломались. «Утоплюсь в масле», — решила я. Но, всунув голову в густое масло, не утонула — опять осталась жива.