— Смилуйся, государыня, — в этот раз Костя Старика удержать не смог, и тот упал на песок, отбивая земные поклоны. — Прости нас, не надо нам ничего! Избу только, разве что! Не своей волей пришёл…
— Не надо унижаться, — скривился Константин. — Человек — это звучит гордо. А трудовой человек — в особенности! Это я его позвал, многоуважаемая Рыбка. И дело вовсе не в таких пережитках глухого феодализма, как дворянство. Просто я считаю, что отработавшим столь долгий трудовой стаж — а тридцать лет и три года, согласитесь, немало — нужен постоянный уход. Особенно если работа была сопряжена с физическими нагрузками и повышенной вредностью. Обеспечить же подобное отношение в данных условиях возможно только в форме столбового дворянства. Пока не будут найдены более эффективные…
— Хватит! Утомил, балабол, — Рыбка картинно взмахнула плавниками. — Ладно, уговорил. Будет им всё. И уход, и прислуга.
Вернувшись, Старик и Константин обнаружили на месте избы симпатичный двухэтажный особняк в стиле барокко, окружённый пышным садом. У кованых ворот ажурной ограды их встретил вышколенный молодец в зелёной ливрее и без слов проводил к хозяйке. Костя с удовлетворением заметил, что вроде бы бабке смена обстановки пошла на пользу. И платье посимпатичнее, и пара грудастых румяных девок, расчёсывающих волосы, неплохо смотрится. Вот если бы не испуг на лице… всё портит. Особенно когда старушенция поняла, что Костя собирается продолжать. Хорошо хоть первый этаж был и забор невысокий. Да здоровенные парни, которые пытались его ловить, такие неповоротливые. Вот, не понимают люди своих благодетелей. Он старается, свои нервы тратит. А они: «В подвал и связать, чтоб не сбёг!» Неблагодарные!
На пляж Константин вышел в одиночестве. Лишь где-то вдалеке стоял и крестился догнавший его Старик. Ждать пришлось долго, и поборник справедливости успел проклясть позолоченную кильку с самомнением раз десять: погода испортилась окончательно. Солнце скрылось за хмурыми облаками, злой холодный ветер так и норовил сорвать пиджак, забирался под рубашку и высасывал тепло. Словно отлитые из свинца волны с яростным рёвом накатывали на берег, сметая всё, до чего могли дотянуться. А серое небо постепенно поглощала набегающая чёрная туча. Обещая вот-вот обрушиться проливным дождём.
В этот раз Рыбка обошлась без спецэффектов — просто вынырнула из волны и уселась на тут же возникший трон. Окинув взглядом людей на берегу, она с сомнением и нотками удивления в голосе спросила:
— Та-а-ак. Будешь предлагать бабку на царство?
— Но развитие творческого потенциала старшего возраста требует…
— А потом, — оборвала его рыбка, — «чтобы ты сама ей служила, и была бы у ней на посылках?» Нет уж, хватит! Обойдёшься!
— Ага! Как всегда, власть пытается отказаться от своих обязательств! — гордо крикнул Константин. — Но в этот раз не выйдет! — он выхватил договор и начал громко читать пункты о неисполнении обязательств и неустойках.
— Надоел! — Рыбка махнула плавником, бумажка вспыхнула пламенем и тут же разлетелась пеплом. — Старик! Эй, Старик! Корыто новое с меня, дом. Лодку хорошую добавлю. Только убери с моих глаз этого.
— Ничего у вас не выйдет! — встал в горделивую позу спаситель обиженных. — Трудовой народ, один раз вкусив свободы от государственного произвола, никогда добровольно не оденет ярмо рабства и пресмыкательства… — договорить он не сумел. Ткнувшись лицом в песок и почувствовав, как крепкие мозолистые руки умело вяжут на запястьях и щиколотках узлы, Костя пытался было вырваться — но куда там «офисному планктону» против тянувшего каждый день тяжёлые сети рыбака.
— Повесь его в лесочке. Только подальше, чтобы с берега видно не было.
Полчаса спустя Константин с ужасом слушал Старика, который старательно перекидывал верёвку через ветку дерева и прилаживал под ногами правозащитника чурбачок:
— Ты уж прости меня, мил человек. Не со зла я — государыня Рыбка велела. Да и изба с лодкой новые нужны очень …
— Не надо! А-а-а-а! Простите, я больше не буду! — с ужасом Костя почувствовал, как вылетел из под ног обрубок бревна, наступила темнота и… он очнулся у себя в кабинете.
«Уф! Надо же, прямо за столом уснул! — Константин радостно ощупал шею, которую неудачно сдавил перекрутившийся галстук. — Ну и гадость же привиделась…» Достав из нижнего ящика лежавшую там «на крайний случай» бутылку водки, он, даже не глядя на высохший пакетик чая, плеснул в чашку сразу до середины и сделал несколько глотков. После чего достал альбом с фотографиями и принялся листать. Вот он пионер, вот комсомолец. Вот приятели девяностых, вот банкет по поводу открытия своего фонда… Чашка вылетела из внезапно ослабевших пальцев и с жалобным звоном разлетелась по полу осколками. Вместо открытки-талисмана на последней странице был обрывок знакомой пеньковой верёвки и коротенькая записка: «Помни у меня!».
Правильный документ
История девятая — бюрократическая