И она, захлебываясь: все, короче, не могу я больше с людьми, забирай у меня силу волшебную! А он: не вопрос, милая, в любой момент. Она: а помнишь, ты говорил, у меня тогда еще одно желание для себя будет? Он: да, проси чего пожелаешь – и даже не одно, а целых два! На всякий случай, а то мало ли, знаю я вас.
И рыбка, недолго думая: хочу стать принцессой! Да-гон так осторожно: правда принцессой? Принцесса же человек, а не рыба. Рыбка ему: нет-нет, ты не понял, не человеческой принцессой, а рыбьей, пускай я снаружи буду как принцесса, ну, там, такая вся из себя прекрасная, милая и нежная, а внутри по-прежнему собой – только лучше!
Дагон такой: ф-фух, кажется, понял. Только знаешь что, дорогая: ты не забыла, что силы-то волшебной у тебя больше не будет? А рыбка ему на это: да ну и черт с ней, справлюсь! Давай!
Сказано-сделано: зажмурила глазки, и в ту же секунду случилось с ней волшебное превращение.
И вот открывает она потихоньку один глазик, потом другой и видит: мать честная! Чешуя у нее по-прежнему золотистая, но такая вся нежная, с муаровым отливом, тело стройненькое, точеное, плавники длинные и шелковистые, на полметра за ней развеваются, не двигается, а прямо плывет… ну то есть, она и раньше плавать умела, но все как-то не так. А теперь одно слово – красавица! Так ей радостно стало на душе – думает: вот оно, счастье-то, о котором столько слышала, а сама в жизни не видела! И захотелось ей повыше подняться, в более высокие, значит, слои моря-океана, где и света побольше, и корма, и общество, на других посмотреть и себя показать.
Всплыла потихоньку – и давай на свету красоваться, плавничками яркими шевелить, все смотрит, кто ее первый увидит, не принц ли прекрасный. Но тут краем глаза замечает: справа поодаль тень косая да серая маячит. Оглянулась: батюшки, да вот еще одна слева, и как будто бы снизу третья заходит!
Страшно ей стало. Как завопит: Даго-он! Что-о же это! А он ей: это, милая, акулы. Она: да откуда ж они взялись на мою голову! А Дагон ей на это с легкой грустью: а они, милая, всегда были, они тоже тут живут, как и ты.
И тут только дошло до бедной рыбки, что раньше волшебная сила защищала ее от хищных тварей, а теперь нет ее – и разорвут рыбку в клочки в один миг. И кричит она: Дагон, посто-ой! У меня ж еще одно желание есть! Давай быстро превращай меня в кита, кит же больше акулы!
Тут даже Дагон не выдержал. Дура, говорит, мы же рыбы! А кит – животное, мле-ко-пи-тающее, ты, что, не знала? Его предки миллион лет назад к нам в океан с суши сползли на четырех лапах, потом только лапы в плавники превратились. Так что не могу ни в кита, ни в дельфина, по другому ведомству проходят.
Стыдно стало рыбке: сказки-то она с охотой слушала, а в науке была не сильна. Но спасаться-то надо! И кричит она: раз так, хочу оружие! Ну вон, хоть меч, как у рыцаря, знаешь!
И Дагон такой: хм, а что, это идея! Почему бы и нет? Девка бойкая, с оружием себя защитить сумеет. Только куда ей этот меч присобачить? На спину неудобно: пользоваться не сможет, на хвост – не выдержит, слабенький. Остается на башку лепить – и все, прощай, красота. Ну так жизнь дороже, потом поймет-простит.
Сделал – и отключил связь, не смог дальше слушать, что у нее там в голове творится. Пока будет от акул отбиваться – авось привыкнет да полюбит себя такой.
Но что-то не давало ему покоя, жалость, что ли. Все думал, как же помочь, – ас ней сделать больше ничего не мог, желания кончились. Думал-думал, а потом – эх, была не была – просто представил себе внешность ее новую и сотворил такое же существо с мечом на носу. Только мальчика.
Что там дальше с ними было – натурально, тайна, покрытая мраком, об этом не только я не ведаю, но и сам Пушкин, похоже. Но по разным признакам можно предположить. И посейчас существуют в море-океане те рыбы с мечом на носу, так их и называют: меч-рыба. А значит, случилось у тех рыб и знакомство, и любовь, и семья-дет-ки. Выжили и размножились – значит, нужны нашему миру, какие есть.
Только, слышал я, в последнее время что-то меньше их стало – не дай Дагон, вымрут еще. Берегите, короче, океан.
Жадный раджа
Давным-давно было на севере Индии, в предгорьях, небольшое княжество, и правил им, как водится, один кшатрий. Семья его была богата, любящая жена родила ему пятерых сыновей, с окрестными князьями жил он в мире, дворец его был искусно украшен и полон всего, чего только ни пожелаешь, – в общем, этот раджа имел все основания считать себя счастливейшим из смертных. Но с течением лет и государственные дела, и семейная жизнь прискучили ему, он сделался неспокоен и раздражителен, и придворные день и ночь ломали головы, как бы развлечь своего повелителя, – но ни охота, ни игра в кости, ни общество красивых женщин уже не радовали раджу.