Сказки немецких писателей

На какое-то время все оцепенели. И, словно пронзенные внезапной догадкой, схватили люди брошенные лопаты и стали обрабатывать землю, сеять и мирно бок о бок трудиться…

То тут, то там рассказывал кто-то из них, что он видел в своей борозде сияющий рай. Но это было только исчезающее видение. И всё-таки томление по счастливой райской жизни из года в год становилось всё сильнее с тех пор, как вложил его всемогущий своим проклятьем в человеческие сердца.

ЭРИХ КЕСТНЕР

СКАЗКА О СЧАСТЬЕ

Лет семьдесят ему точно было, тому старику, что сидел напротив меня в прокуренной пивнушке. Его волосы словно припорошило снегом, а глаза блестели, будто свежезалитый каток.

— Боже мой, сколько на свете глупых людей! — сказал он и так тряхнул головой, что я подумал было, что снежинки сейчас закружатся над его головой. — Ведь счастье, в конце концов, не палка твердокопченой колбасы, от которой можно каждый день отрезать по кусочку.

— Это точно, — ответил я, — как ни крути, а счастье копченым и не пахнет. Хотя…

— Хотя что?

— Хотя у вас именно такой вид, как будто дома в кладовке висит у вас целый окорок счастья.

— Я — исключение, — сказал он и отхлебнул пива. — Со мной случай особый. Дело в том, что я человек, у которого есть в запасе одно желание.

Он испытующе посмотрел мне в лицо, а потом поведал свою историю.

— Это было много лет тому назад, — начал он и подпер голову руками, — очень много. Сорок лет назад. Я был ещё совсем молод и страдал жизнью, как флюсом. И вот однажды сижу я среди бела дня в парке на зеленой скамейке; тут подсел ко мне пожилой человек и говорит, как бы между прочим: «Ну, хорошо. Мы тут подумали немножко… Так и быть, мы позволим тебе загадать три желания». Я уткнулся в газету и сделал вид, что ничего не слышал. «Можешь пожелать всё, что угодно, — продолжал он, — самую красивую женщину, или денег, сколько ни у кого не бывало, или самые пышные усы — дело твое. Только давай становись счастливым!

Твоя хандра действует нам на нервы». Выглядел он, как Дед Мороз в штатском платье: ну, там, борода белая, окладистая такая, щечки красные, а брови словно из елочной ваты. И никаких признаков сумасшествия. Разве что слишком уж добродушен. Рассмотрев его как следует, я снова уставился в газету. «Нас совершенно не касается, что ты будешь делать с этими тремя желаниями, — сказал он, — только ты всё-таки лучше сначала обдумай всё хорошенько. Ведь у тебя всего три желания — три, а не четыре и не пять. Но если ты и после этого останешься завистливым и несчастным, то тут уж ничего не поделаешь!» Не знаю, можете ли вы представить себя на моем месте. Я сидел на скамейке и проклинал всё на свете. Вдали звенели трамваи. Где-то маршировал под звуки труб и гром литавр почетный караул. А тут ещё рядом со мной этот старый болтун уселся.

— И вы разозлились?

— Да, разозлился. Я кипел, как паровой котел, готовый взорваться. И когда он вновь хотел было открыть рот, а рот у него, как у Дедушки Мороза, — обрамлен белой ватой, — я, дрожа от гнева, выпалил: «Чтобы вы, старый осел, больше меня на «ты» не называли, я позволю себе выразить свое первое и искреннейшее желание — убирайтесь к черту!» Это было и невежливо, и не по-джентльменски, но я просто ничего не мог с собой поделать. Иначе я просто лопнул бы от злости!

— Ну?

— Что «ну»?

— Так он убрался?

— Ах да, разумеется, убрался! Его как ветром сдуло. В ту же секунду. Словно растворился в воздухе. Я даже под скамейку заглянул. Но его и там не было. Со страху мне стало совсем не по себе. Похоже было, что насчёт желаний-то всё — правда! И первое желание уже исполнилось! Батюшки мои! А если оно исполнилось, то, значит, добрый, милый, славный дедуля, кто бы он там ни был, не просто убрался и не просто исчез со скамейки, нет, — значит, он убрался… к черту? Тогда, значит, он сидит сейчас в аду! «Не глупи? — сказал я себе. — Ведь ада не бывает, а чертей — и подавно. Но позволь, а три желания — их что, тоже не было? Но старичок-то исчез, стоило мне только пожелать…» Меня бросало то в жар, то в холод. Коленки дрожали. Что же делать? Неважно, есть на самом деле ад или нет, а старичка нужно вернуть. Мне приходилось тратить свое второе желание, второе из трех, — ну и дурак же я! Или оставить уж его там, где он сейчас?

Оставить там эти милые красные щёчки-яблочки? «Печеные щёчки-яблочки», — подумал я, ужасаясь. Другого выхода не оставалось. Я закрыл глаза и испуганно прошептал: «Хочу, чтобы старичок снова сидел рядом со мной!» Знаете ли, я год за годом, во сне даже, жестоко корил себя за то, что так глупо истратил второе желание, но тогда я не видел другого выхода. Да его и не было.

— Ну?

— Что «ну»?

— И он появился опять?