Лёша почувствовал себя в полном блаженстве. Тёплые волны опьянения перекатывались через него, он даже не заметил, что вокруг бассейна собрались все его гурии.
Неожиданно стройно и слаженно они запели припев:
Лёша погрузился в воду, ему хотелось утонуть, чтобы всё прекратилось. Неожиданно он понял: его борьба с гуриями бесполезна, всё равно они заставят его надеть зелёный пояс шахида и делать то, что он уже делал целую вечность.
Лёша выпрыгнул из бассейна и увидел всех гурий. Они выстроились в каре. Их лица были исполнены строгости и благородства, они пели песню, которую он давно забыл. Теперь же ему стало совершенно ясно, что это была его любимая песня:
Лёша снова бросился в бассейн и стал тонуть, но песня не затихала, скорее наоборот – звучала все громче и сильней:
Они пели так прекрасно, что Лёша протрезвел. Он выпрыгнул из бассейна и медленно побрёл по направлению к дворцу. На земле лежала его одежда: его белая чалма, украшенная изумрудом, сюртук, зелёный пояс шахида.
– Рубаб, Рубаб! – вскрикнул он почти жалобно.
Она тотчас прилетела и нежно обняла его ноги:
– Вот я, мой господин.
Лёша опустился на колени и обнял её:
– Прости меня, я был так груб с тобой.
– О нет, мой господин, ты был так любезен со мной.
– Да? – не поверил Лёша.
– Да, мой господин, да упомянет пророк тебя в своих молитвах.
– Я не знаю, что со мной…
– Я утешу тебя, мой господин.
– Ты понимаешь…
– Да, мой господин.
– Я совершенно не хочу есть…
Гурии продолжали петь:
Лёша взял в руки свой пояс, на котором золотом сияли священные суры Корана:
– Неужели это всё, господи?
Он был уверен, что ответ придёт, как пришёл он там, в мечети… Но ответа не было.
Лёша медлил. Тем временем гурии перестали петь, и в наступившей тишине Лёше показалось, что кто-то… хихикнул. Он повернулся к гуриям:
– Кто это?
– О чём вы, мой господин? – услужливо спросил Гусейн.
– Тут кто-то есть, Гусейн. Кто-то смеётся.
– Тут нет никого, кроме тебя, мой господин и Аллаха, да святится имя его в веках.
Лёша бросился к каре гурий и почти сразу же нашёл насмешницу.
На него смотрела молодая гурия, очень высокая, смуглая, хотя, скорее, просто загорелая, с необычным разрезом глаз. Раньше он её не видел.
– Ты кто такая? – спросил у неё Лёша.
– Я Джэй, то есть Женя, мой господин.
Они прогуливались по саду, довольно далеко от дворца, время от времени задерживаясь у яблонь, чтобы вдохнуть их волшебный запах и дотронуться до белых праздничных цветков.
Лёша эмоционально размахивал руками, кипятился, доказывая свою точку зрения Жене, она внимательно слушала и улыбалась в ответ.
– Я понимаю, что это может показаться вам надуманным парадоксом, но я не верю в существование места, в котором нахожусь. Как там вы говорили? «Пофигизм, живая ветвь…»
– Русского суфизма, мой господин.
– Вот именно. Мир, созданный единожды, как развивающийся через внутренние противоречия объект не может принципиально быть другим. Ал-Джанна, в которой мы с вами находимся, невозможна. Меня это мучает безумно…
– Значит ли это, что вы не верите в Бога, мой господин?
– Женя, как можно не верить в Бога? Это тоже невозможно, особенно после смерти. В Бога как раз я верю, но всё, что окружает меня, представляется мне просто чьей-то фантазией, глупой и странной.
Женя дружелюбно улыбнулась:
– Отчего же?
Лёша по старой привычке стал трясти руками у висков:
– Человеческое тело, как и многие другие тела, созданы для того, чтобы размножаться и выживать в борьбе с окружающей средой. Именно эта цель формирует весь сложный комплекс его ощущений и переживаний. Вне размножения и борьбы жизнедеятельность теряет всякий смысл. Еда, довольство, комфорт – всё это уже не нужно, тягостно. Мир вне реалий размножения и борьбы за существование может быть только фантазией, безумством…
– Мне кажется, что вам стало немного скучно, и вы хотите чего-то нового, мой господин.
Лёша посмотрел на неё подозрительно: