Сказки о символах города Саратова

– Ты Зину с Зоей не обижай, а наоборот помоги им освоится на новом месте жительства, – попросил отец, уходя на работу. Дуня кивнула.

– Вот и хорошо! Вот и умничка! – проговорил отец и погладил дочь по волосам. – Привыкните друг к другу, притрётесь, и потечёт наша жизнь обычным руслом.

Только жизнь у Дуни, как говорил и хотел отец, не потекла обычным руслом. Оказалось, что эти тихие и, на первый взгляд, милые девочки оказались ленивицами с дрянными характерами. Они ругались между собой по поводу и без повода. А когда они между собой переставали браниться, то начинали выяснять отношения с Дуней. Зина и Зоя чинили Дуне многие гадости. То они Дунины платья помнут, то чулки запрячут, то нарисуют в её альбоме всякие мерзкие рожи, а когда Дуня пожалуется мачехе, то мерзавки её же и обвиняют, дескать, это она сама рожи нарисовала, а на них сваливает.

Как правило, мачеха в споре вставала на сторону дочек, а Дуню наказывала. Хотите знать, как она Дуню наказывала? Да очень просто: то в угол поставит, то заставит пшено от мусора перебирать. Выбрать мусор не сложно. Дуня его выберет, а Зина с Зоей возьмут и незаметно снова его в пшено подсыпят. Мачеха на падчерицу с ремнём. Дуня всё терпит и ни слова не говорит.

Дуня вообще очень душевная и работящая девочка, не то что Зоя и Зина, которые не знают никакой домашней работы. А ещё Дуня любит читать. Она сама, без помощи взрослых прочитала книжечку со сказками. Её много чего интересует. Например: она, когда была жива её мама, посещала центр дополнительного образования и училась там лепить глиняные игрушки и играть на Саратовской гармошке с колокольчиками. Дома её мама научила вязать и выпекать разные разности. По праздникам они пекли с мамой настоящий саратовский калач. Калач после выпечки был тёплый, мягкий. Дуня знает всю рецептуру его изготовления. Помнит сколько нужно пшеничной муки, дрожжей, сахара, соли и так далее.

Жаль, что при мачехе в семье калачи уже не пекут. Мачеха запретила падчерице посещать кружки, а всё больше стала заваливать её домашней работой.

– Нечего зря шляться… – говорит она. – Подумаешь, всякую безделицу научилась из глины делать. Толку от этого… Да ещё свои поделки в дом тащит!..

Однажды она в ярости схватила слепленного Дуней баранчика и бросила его в мусорную корзину со словами:

– Попробуй достань! Сразу за дверь выставлю! Разводит здесь мусор…

– Правильно, мамочка, говоришь, – поддакнули сводные сёстры хором, а затем подошли, плюнули в корзину с мусором, куда только что улетел баранчик и расхохотались. Такого издевательства и надругательства над игрушкой Дуня вытерпеть не смогла. Её любимого Миту бросили в мусорную корзину, да ещё туда же и плюнули… Это было уже свыше её терпения. Она подошла к мусорной корзине, достала из него баранчика, отёрла с него слюну и положила за пазуху.

– Мама! Мама! Дуня-Пуня достала своего баранчика Миту! – закричали дочки и бросились к матери на кухню докладывать о Дунином преступлении. Мачеха, узнав об этом, тут же вошла в зал, поставила ногу на табурет, на котором сидела падчерица и громко проговорила:

– Это наглость! Моя милая. За это ты будешь серьёзно наказана…

С этими словами она схватила Дуню за шиворот и выставила её за порог.

– Проваливай прочь!!! – грубо сказала она и захлопнула дверь. Так совершенно неожиданно Дуня в холодную осеннюю ночь оказалась на улице. Прохожих нигде не было видно. Один игривый ветер, как котёнок забавлялся с опавшими, побуревшими от заморозков листьями. Он, то гнал их от дома к дому, то поднимал в воздух и кружил у Дуни над головой. «Эх! Если б отец был дома, а не в командировке… Он бы не позволил мачехе выгнать дочку из дома», – думала Дуня.

Девочка долго бродила средь уснувших домов, пока окончательно не продрогла. Она зашла на детскую площадку, села на скамеечку и от обиды горько заплакала. Холод пробирал до костей. Зубы у Дуни стучали. Но самое главное в её ситуации была безнадёжность – никто не придёт и не обогреет, никто не скажет ласкового слова, никто не даст поесть…

Дуня достала из кармана, спасённого ею баранчика, и стала высказывать ему всё, что у неё накипело на сердце. Она гладила Миту по глиняным бокам, курчавой головке, щекотала его за ушами и всяко согревала его руками и дыханием, хотя в её теле тепла осталось не так уж и много. Вряд ли она досидит на этой скамеечке до утра. Уйдёт последнее тепло, и найдут её утром люди так же сидящей, на этой скамеечке, но безжизненно холодной. Знала это и Дуня, но что она могла поделать? Не было у неё ещё жизненного опыта противостоять самой невзгодам, мала она ещё.

И вдруг баранчик шевельнулся. От неожиданности девочка чуть не выпустила его из рук. Мита повернул головку, посмотрел на Дуню и проговорил

– Ме-э-э-э, Дуня. Ты отдаёшь своё последнее тепло мне, глиняной игрушке. У тебя доброе сердце и отзывчивая душа. Я рад за тебя. Только и у меня есть чем тебя порадовать. Поставь меня на землю рогами на восток, а хвостиком на запад и увидишь, что будет…