— Я не Привратник, и не стану водить тебя по пустыням. Потешаться над человеческими пороками — тоже не мое хобби. Что есть твоя жизнь — ты узнаешь сама, когда взглянешь на нее со стороны. Нет никаких иллюзий, нет параллельных миров. Мир един, но подчинен логике, непонятной человеку. Если ты не научишься ее понимать, ты ни черта в этой жизни не стоишь.
— Чтобы понимать, необязательно лезть в дехрон. Валерьяныч сказал, что природа мыслит, почти как человек. Я могу понять что угодно, не сходя с этого места. Просто вы не умеете объяснять.
— Валерьяныч не сказал, в чем заключается это «почти»?
— В мощности процессора, — ответила графиня, и Жорж улыбнулся. — И в размере жесткого диска.
— В способности принимать информацию с различных точек зрения, — уточнил он.
Графиня посмотрела в глаза человеку, которого вчера знала лишь по рассказам. Глаза, слегка подсвеченные с панели приборов. У Жоржа Зубова были особенные глаза, глаза человека, которому хочется доверять. Если б этот дядька представился ей Господом Богом, она бы поверила сразу, потому что именно таким она представляла себе Господа Бога: респектабельным и надежным, непохожим на загорелого хиппи, который носится по пустыне на железной трещотке, и шокирует дев нескромными дарами. У человека с глазами Жоржа каждый день должен быть «Днем Земли», а то и «Галактики». Если только он не искусный гипнотизер.
— Вернись в машину, — повторил Жорж, и графиня подчинилась, потому что ей опять стало наплевать на саму себя. — Что еще рассказывал Боровский о свойствах природы? — спросил Зубов, когда дверца захлопнулась.
— Не помню… — ответила Мира. — Он целую лекцию прочитал.
— В институте?
— Естественно. Профессора на улицах лекции не читают.
— С ума сошел, — вздохнул Жорж.
— Ну, тогда и я с ума сошла. А уж вы и подавно.
— Он объяснил, что происходит с телом человека, входящим в дехрон?
— Меняет структуру, — вспомнила Мира. — Подробно не знаю как. Валерьяныч сказал, что на квантовом уровне мы все как конструктор, собраны из одинаковых «кирпичей». Если изменить структуру «кирпича», человек может стать невидим для сограждан, только это вредно для организма.
— Еще как вредно, — согласился Зубов.
— Знаете, Жорж… вы не обижайтесь, но у меня сегодня ничего не получится.
— У тебя, пожалуй. Если что-то получится, то только у нас с тобой.
— Вы правильно сказали, я в этой жизни ни на что не способна.
— Ты смогла выпросить у Ангела «Стрелы»… — напомнил Жорж. — На моей памяти это не удавалось ни одному смертному. Мне страшно представить, девочка, какой силой ты сможешь обладать, если возьмешь себя в руки.
— Вы уверены, что это был Ангел? Всего лишь Ангел… — разочаровалась графиня. — Это был мой Ангел Хранитель? Точно, мой. Чей же еще? Ну, если у меня такой Хранитель, то со мной все ясно. Бог создает человека по образу и подобию своему, Ангел хранит его по своему понятию…
Облако светлого газа заполнило салон. Миру потянуло вперед, будто в машине наступила невесомость, будто нет ни стекла, ни моторного отсека, о который можно переломать колени. Графиня вскрикнула. Ей показалось, что Жорж вышел на улицу сквозь стекло и металл, машина превратилась в голограмму, и теперь тащит за собой несчастную человеческую плоть, чей квантовый конструктор сейчас расплющится о стекло и расплавится на моторе. От страха Мира закричала и уперлась коленками в бардачок, мягкий, как подушка. Под ногами хлюпала земля, похожая на черное моторное масло, ночное небо над ее головой налилось кровавым заревом. Напуганную Миру отбросило на сидение.
— Открой глаза, — сказал ей голос Жоржа, словно издалека.
Машина стояла у обочины. Лес излучал пронзительную тишину осенней ночи, его не волновали страсти в консервной банке. Лес не замечал, как шпрота в собственном поту тащит на волю другую шпроту, учит ее жить без головы и без консервного ножа воевать за свободу. Светлое облако снова разрослось под потолком кабины; быстро, словно развернулось из самого себя, как дождевая туча над Средиземным морем. «Странно», — подумала графиня и представила себя ребенком на карусели. Когда все мелькает перед глазами, мозги плавают в голове, меняют местами небо и землю. Из этого получился бы настоящий кайф, если б не было так страшно упасть. Мире нравилась сила, которая крепко держала ее в сидение карусели. Мира не изучала физику и не знала, что за сила такая. Ей казалось, что это дух карусели держит за задницы посетителей, чтобы они не удрали, не расплатившись за аттракцион.
— Ты мне заплатишь за свое поведение, — услышала Мира голос матери и съежилась. — На этот раз ты не уедешь ни в какой Париж, пока я не услышу объяснений.
— Я все тебе объяснила, — огрызнулась дочь. — Я сказала, что мне нужны деньги! Неужели нельзя понять, что деньги нужны не только на счастливую старость?