Сказки о сотворении мира

«Святые мощи» академика Лепешевского покоились на даче Клавдии Константиновны Виноградовой и не причиняли хлопот ученому миру. О местонахождении «святых мощей» знали немногие коллеги и ученики. Илья Ильич иногда рецензировал, иногда наставлял на путь истинный заблудших коллег, но больше собирал сплетни. Он почти не давал интервью и не участвовал в публичных церемониях по причине здоровья. Пользуясь расположением госпожи Виноградовой, он мирно зимовал с паровым отоплением и приходящей медсестрой, с удовольствием принимал соседей по даче, и терпеть не мог парикмахеров, поэтому обрастал бородой, а чахлая шевелюра, похожая на облако пара, все выше поднималась над его ученой головой. Тарасов приехал, проведать бывшего научного руководителя и порадовать его новой книгой. Пока Илья Ильич мусолил страницы, Тарасов рассматривал хозяйкину дочь.

Молодая женщина неловко чувствовала себя за столом. Мать не разговаривала с ней с утра. Между ними вызревал скандал. Если б не приезд Тарасова, женщины давно бы уложили спать Илью Ильича и хорошенько бы поругались. Присутствие в доме постороннего мужчины требовало выдержки от обеих. Тарасову нравились терпеливые скромницы со славянскими именами. Молодую хозяйку звали Мирослава, и разведенного Тарасова, трижды клявшегося не жениться сгоряча, терзала сомнительная идея. Мирослава реагировала на его внимание сдержанно и за столом молчала. Может, чувствуя себя незваной гостьей, а может, терзалась виной перед матерью. Ильич листал книгу и крякал, пока хозяйка дачи нарезала кекс к самовару.

— Вам не вредно читать в темноте, Илья Ильич? — спросила Клавдия и раздвинула штору.

Гостиная наполнилась светом, просеянным между еловых стволов. Бледное лицо Мирославы приворожило Тарасова. Молодая женщина была не просто красива, она не имела ничего общего с этим миром, словно спустилась с небес на грешную Землю, кроткая и целомудренная, ничем не похожая на распущенных городских девиц. Тарасов заметил ее, идущую с Московской электрички, и хотел подвезти, но его опередил сельский автобус.

— Наверно, это очень старая дача? — предположил Тарасов, и Мирослава отвела взгляд к окну. — Ваши предки обладали прекрасным вкусом.

— Да, — ответила за Мирославу мать. — Ее прадед был архитектором. Дом построен в конце прошлого века без единого гвоздя, — сообщила женщина и удалилась на кухню.

Информация была энциклопедически исчерпывающей. Тарасов продолжил любоваться Мирославой молча. Илья Ильич отложил книгу, и посмотрел на коллегу.

— Что за история со Святым Граалем? — едко спросил он, словно нарвался в тексте на неприличное слово. — Кто расспрашивал вас?

— Некто Боровский, — доложил Тарасов.

— Тот самый Боровский, который изобрел машину времени? — догадался Ильич.

— Вы знакомы?

— Знал его батюшку Валерьяна. Тоже был ненормальный, кидался из философии в физику, из физики в хиромантию… Тоже, к слову сказать, плохо кончил. Я даже бабку его помню, царство ей небесное… Ох, странная была компания.

— Боровского интересовало, как выглядит Грааль, — объяснил Тарасов. — Он считает, что это реальный артефакт.

— А вы как считаете? — Тарасов развел руками. — Артефакт… — ухмыльнулся старик, — Батюшка Валерьян его не воспитывал, не рассказывал ему арабских сказок о мальчике Аладдине, хозяине волшебной лампы. Сказка, которую гувернантки читали детишкам просвещенной Европы по книжкам без картинок. Те картинки, будьте уверенны, сейчас были бы популярнее образа девы Марии, если б папа не запретил их, как ересь, а вместе с ними и прочие изображения «бесовского прибора».

— Я полагал, что это легенда, — признался Тарасов. — Апокрифические предания.

— Оставьте ваш снобизм, — замотал бородой старик, — лучше перечитайте кельтскую мифологию. Ох, какими интересными приборами пользовались колдуны задолго до Тайной вечери. А почему Боровский спросил про Грааль?

— Не знаю, — ответил Тарасов. — Наверно, не хотел говорить о физике.

— Сей предмет не просто был предан анафеме, он был признан несуществующим. Настолько несуществующим, что даже в сказочном виде описанию не подлежал, — засмеялся Ильич. — От той легенды, молодой человек, не осталось ничего, кроме вопроса: чем святой престол вывели из себя древние мифы да детские сказки? — он поглядел на Тарасова в толстые линзы очков, словно в оптический прицел. Доцент почувствовал себя двоечником. — Почему словосочетание «Священный Грааль» вызывало истерику у Ватикана во все времена?

— Вы уверены, Илья Ильич?

— В то время как папа делил Балканы с патриархом Керуларием, дорогой мой, произошло великое разделение христианской веры.

— На католичество и православие, — согласился Тарасов.