Сказки Освии. Магия в разрезе

Я снова кивнула. Поднимать Комира на смех сейчас уж точно было незачем. К тому же у каждого человека был свой страх. Для Комира это кровь, для остальных тоже находились варианты – темнота, высота, злые менестрели, крысы, змеи, пауки, жуки… На последнем образе, по спине пробежали мурашки, живот стянуло холодом. Многоногие плотоядные твари с длинными коленчатыми лапками, живущие в мрачных колодцах… По телу прошла дрожь, что угодно, только не это. Я протянула вперед связанные ноги. Комир снова взялся за сапог, и, стараясь не смотреть, стал ощупью искать припрятанную бутылочку. Он грубо цеплял едва подсохшие порезы, я терпела, стиснув зубы, но тут он задел особенно глубокую рану, я не сдержалась и лягнула его, заорав:

– Больно!

Комир обиженно засопел, но стал осторожнее. Подцепив сапог за каблук, он сумел стянуть его вместе со сползшими обрывками чулка. По полу покатилась матовая коричневая бутылочка.

Комир подобрал ее, предусмотрительно открыл двери балкона настежь, посмотрел на меня сочувственно и открутил крышечку. Комнату мгновенно заполнило вонью. Я еще видела, на какие раны он капал первые капли и старалась не кричать, но потом сознание отключилось и все провалилось в темноту. Что было потом – я, как и следовало ожидать, забыла. Зато горожане, живущие рядом, надолго запомнили, как мы с Комиром в два нестройных голоса фальшивили старую погребальную песню про черную птицу, кружащую над умирающим воином, в ожидании его смерти.

Потом был тяжелый сон, в котором я старая, сморщенная и сгорбленная сидела привязанной к тому же стулу в доме Геральта, а из-под земли на меня снизу вверх смотрели серые мертвые лица и шептали:

– Некому идти тебя спасать. Все давно мертвы, и ты останешься здесь навсегда.

Под лицами показались паучьи тела с множеством коленчатых лапок, они тянулись, хватали, резали, утаскивали за собой в нерпоглядную пустоту, лишенную времени.

Пробуждение было неприятным, голова болела, тело ломило от сидения в одной позе, едкие назойливые мурашки бегали по затекшим ногам, зато одежда была сухой, и хоть продранные штаны все еще чернели уродливыми пятнами, раны под ними схватились молодой розовой кожей и больше не болели.

Комната была в идеальном порядке. Запах очередки выветрился, остатки моего правого сапога вернулись на место. В камине уютно горел огонь, стол украшала скатерть с золотыми кистями, а на нем по всем правилам сервировки были разложены приборы. Комир предусмотрительно замел следы нашего маленького хулиганства до прихода хозяина, и затаился где-то в глубине дома, ожидая его возвращения. Он хорошо знал привычки Геральта, и вбежал в комнату еще до того, как занавески на окнах всколыхнулись, будто хозяин позвонил в беззвучный колокольчик, подзывая своего слугу. Комир согнувшись в поклоне придержал двери балкона, и большая черная птица неспешно и грузно простучала когтями по полу. Без видимых усилий она превратилась в человека, стук когтей перешел в стук каблуков, а шелест перьев в позвякивание бусин.

Геральт растягивал широкий рот в жабьей улыбке. Ему было хорошо и радостно, словно он достиг цели, к которой стремился годами. Так оно и было. Сейчас он был ближе к своей мечте, чем когда-либо раньше.

Комир суетился, прислуживая ему. Сначала он снял и начистил сапоги хозяина, потом подбросил дрова в камин, и, уронив одно полено схлопотал пинок под зад. Принесенный Комиром чай был немедленно выплеснут ему в лицо, по причине недостаточной температуры, а когда он вытирал остатки напитка, маг одарил его оскорбительным званием полотера. От ужина, с которым ученик мага провозился три часа, Геральт отказался. Комир едва не плакал от унижения. Его кулинарное чудо «рыба в яблочном соусе» уныло таращилось на меня маленьким холодным глазом, свесив плавники с тарелки на скатерть. Геральт шевельнул пальцами, на столе открылся небольшой колодец. Показались лапки, умело разделали рыбину на кусочки и утащили к себе. От невидимых стен колодца отдавалось отвратительное чавканье и урчание.

Геральт ничего не сказал за все это время, меня как будто вовсе перестал замечать. Он взял у Комира новую чашку чая, и блаженно раскинулся в кресле, наслаждаясь моментом.

– Мне надо выйти, – не выдержала я.

Геральт брезгливо поморщился и подозвал Комира.

– Надень ей ошейник и развяжи, – скомандовал он. Комир бросился меня развязывать, и тут же ему в голову опять полетела чашка с остатками чая. Она ударила Комира в ухо, облила камзол, и, упав на пол, разлетелась фейерверком осколков.

– Болван! – зло прошипел Геральт, – сначала ошейник надень, а потом развязывай.

Когда Комир сделал то, что велел ему хозяин и прибрал с пола осколки, Геральт обратился ко мне:

– Будет скучно, если тебя убьет купол. Не порти нам удовольствие, не пробуй выйти из-под него, – протянул он. Я поежилась, ярко представив, как рассеиваюсь по траве алым облачком.