Сказки PRO…

Дождь почти прекратился, когда я уже подходил к дому. На меня косо смотрели прохожие, шагавшие под зонтиками. Должно быть, выглядел я действительно неважно. Или жалко, с взъерошенными волосами, промокшим насквозь свитером, мокрыми тяжелыми штанами и разбухшими кроссовками, в которых было тяжело идти.

В квартире уже почти все спали. Я пробрался в ванную, разделся, выжал штаны и свитер — вода полилась с них рекой, штаны даже стали линять. Простиранные и прополоснутые вещи висели у меня в комнате на куске телефонного шнура, который я использовал вместо веревки. Сам я отогревался горячим чаем, но, несмотря на это, ко мне стремительно подступал озноб. Я с удивлением осматривал сумку. Ее содержимое просыхало на столе. На дне сумки оказалось сантиметра полтора, не меньше, дождевой воды. Я встал на табурет, открыл форточку, просунул в нее сумку и вылил воду прямо за окно.

Под двумя одеялами было никак не согреться. Я почти без сил опустился на подушку, протянул руку, чтобы взять телефон. Телефон с грохотом упал на пол. Задняя крышка открылась, выпал аккумулятор. Пришлось тянуться, собирать части телефона с пола и составлять их воедино. Когда мне удалось это сделать, и я набрал номер Лиды, то услышал почти привычное «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Озноб подступал. Пересиливая себя, я встал и выключил свет. Обратно до кровати мне было уже не дойти. Я больно ударился ногой об угол шкафа и чуть не упал.

«Вот тебе и дождь, так тебе и надо, — говорил себе я. — Что, думал после всех твоих острот она останется с тобой? Лида уже далеко. Успокойся, остынь, ты ее уже не вернешь. Забудь и живи дальше. Просто помни о ней.

Даже если ты о ней забудешь, все равно с тобой останется что-то от нее. И теперь ты знаешь, кто такая Лидия Клемент. Ты причастен к этому, ты почувствовал всю силу этой истории. А сейчас спи, просто спи. И старайся согреться. Это тебе без нее холодно. Просто забудь о ней и сразу согреешься».

Было безумно холодно, я как будто все еще шел под дождем, смело ступая по лужам и смахивая со лба намокшие волосы. Не знаю, каким образом, но мне удалось сообразить, что это не капли дождя, а пот. Меня знобило.

Ничего более неразумного я еще в своей жизни не делал — перенеся на ногах грипп и пролежав после него всего день, спустя совсем непродолжительное время совершить полуторачасовую прогулку под холодным весенним проливным дождем. Форменное безобразие — самому хотелось себя хорошенько наказать.

Принятая через силу таблетка была невыносимо горькой и никак не хотела проглатываться. Меня стало знобить еще сильнее, но почти сразу я отключился, заснул, укутанный в два одеяла — и это при пышущих в полную силу батареях и вполне теплой погоде за окном.

В ту ночь я был на каком-то шумном концерте. Было много народу, совершенно разношерстной публики. Объявили антракт. Я обернулся, чтобы выйти в буфет, куда уже ринулась толпа. Обстановка казалась мне знакомой. Я осмотрелся. Тонкие крашеные колонны, потолок зала будто прозрачный. Это был Театр эстрады, во всяком случае, так я с чего-то решил. В буфете на стойке возвышалась большая металлическая бочка с кофе. В руках у меня оказалась чашка с кофе, горячая, ужасно неудобная, и бутерброд с колбасой. Кто-то мне о чем-то рассказывал, я смеялся и тоже шутил в ответ.

Все направились обратно в зал. От духоты разрывалось горло, и было очень жарко, как у большого масляного обогревателя, если прислониться к нему вплотную. Шум и гогот стих, когда на сцену вышла девушка, показавшаяся мне очень знакомой. Я даже знал ее имя. Она держалась очень легко. Она не пела песню, как поют многие певцы, напрягая до хрипоты голосовые связки и считая, что сразив наповал, шокировав силой звука, они произведут нужный эффект. Она рассказывала, напевала, двигалась совершенно просто, безо всякой вычурности. Я ей аплодировал, как и все. Следующую песню пела тоже она. Ее пение успокаивало и заставляло расплыться в улыбке, подпевать, не зная слова. Песня прошла на одном дыхании, я ждал продолжения. Но на сцене были уже другие артисты. Они только начали выступать, а я почувствовал невероятную духоту и тут же собрался уходить.

Я протискивался по залу, извинялся, но все равно шел под цыканья и недовольные взгляды. Но я не вышел из зала. Происходящее на сцене показалось мне невероятно громким, я закрыл уши, все вокруг поплыло — и я видел только потолок театра, светлый, почти прозрачный.

— Больше не могу, — прошептал я. — Верните Лиду сейчас же, иначе я пожалуюсь, куда следует.

Меня вряд ли кто слышал, кроме меня самого. Я смотрел в потолок своей комнаты. Было уже утро, светло. Я потрогал свой лоб. Он был сухой. Я потянулся за градусником и к удивлению понял, что во мне есть силы сделать это. Температуры не было, все как обычно — тридцать шесть и семь.

Пошевелившись, я ощутил дикую боль в левой ноге. Отвернув одеяло и подняв ногу, я разглядел на ней огромный синяк, лиловый, с красными прожилками, зеленоватый по краям.

— Лежал простуженный, а оказался хромой. Чудеса исцеления творятся.