Сказки птицы Гамаюн

– Устал я от тебя, Стеша. Другая приглянулась, уходила бы ты отсюдова. Она молодая, богатая, отец ее в столице не последний человек, продам всё, уеду туда и новую жизнь начну, столичную, отдохну от этих твоих постояльцев, надоели – жрут да пьют, я возвышенного хочу, необычного. Да и в постели Кларочка уж больно мастерица, не то, что ты, дура деревенская, тонкостям искусства любви необученная.

Как сказал он это, так сердце мое будто Морана-смерть в полон взяла. Биться бьется, а не чувствует ничего – ни горячего, ни холодного, ни боли, ни радости. Только и спросила:

– А я куда же?

– А вот это меня не касается, ты ловкая, что-нибудь да придумаешь. Только имущество все мужу принадлежит. Ты тут никто, и зовут тебя никак. Мое все по закону, всё имущество за мужем записано. А ты? Вон светлый лорд на тебя глаз положил, можешь к нему в полюбовницы идти, только кому ты больше, чем на три раза в постели потешиться, нужна, нет в тебе женской силы, что мужиков держит. Пустая ты, а в постели, что кукла.

Это я-то кукла? Когда я от одного взгляда, от одного прикосновения его загоралась, и внутри вся таяла, только бы приголубил, в постели согрел. Я даже не заплакала, отвернулась и пошла. Три дня под лестницей в трактире для посетителей попроще, где он и не бывал уже, пролежала, будто окаменелая. Сердце вообще льдом обросло. Любила я его сильно. Не поверила сперва, что такое быть может. Что ему нужно, моей же любви на двоих хватало? Можно было, конечно, к градоначальнику пойти, может, какое имущество и оставили бы мне, да и вообще, может, бросать бы меня запретили, я этими законами не интересовалась. Мысль одна крутится – уйти, ну не из жизни, конечно, грех это, а далеко, будто и не жила здесь никогда. В деревню не возвращусь, родителей позорить, а куда?

Вышла вечером – то ли я живая, то ли призрак, шататься не шатаюсь, а улыбнуться не могу. Тут один сказитель сидел, часто к нам захаживал. Увидел меня и говорит:

– Ты ли это, Стеша? Так все плохо?

– Может, и не я, – говорю, – кто знает.

А он посмотрел на меня, накрыл руку своей рукой и сказывает:

– Чтобы сердце разморозить – у тебя один путь. Если угодно будет богине Макоши, направит она твоего коня в место, где Велес в дикой охоте в зимнюю ночь пролетать будет. На восток надо ехать, там находится место – Перекресток, или Перехлестье миров называется, там судьбы меняются, сердца отогреваются, много чудес происходит. Поезжай. Если тебе путь дадут, многое может измениться.

Посмотрела я на него, и как кто-то толкнул меня в плечо. Ступай, мол. Собралась я быстро, побросала немного вещей в котомку, деньги, благо дело, были собраны, в новое дело собиралась вложить, вышла на конюшню. Взяла коня, вскочила в седло и поскакала. Ничего не боялась – ни разбойников, ни голода, ни холода. Сердце-то замороженное, не чувствует ни боли, ни опасности. Вот сюда попала. Клевенс говорит, что так всегда и бывает. Когда сильная любовь рушится, когда великий обман совершается, сердце каменеет, замерзает. Вот сижу, жду чуда, как и все здесь.

И она замолчала.

Я сидела и не могла ничего сказать. Словом не согреть такую душу, сердце не разморозить. Только надежда может ещё тело в живом состоянии держать.

– А когда эта охота будет? – спросила.

– Да кто его знает, даты и времена не писаны богам. Говорят, зимой. Велес каждый год недалеко от этого приюта пролетает. Я жду. Ещё кто-то должен дорогу до места указать.

Передо мной сидела молодая и, видимо, красивая женщина, только жизни в ней не было, одна боль. Сильная боль.

– Раз Клевенс говорит, значит, действительно чудо может случиться. Да и Макоши подуше люди, которые способны, оставляя за спиной прошлое, двигаться вперед, не теряющие надежду даже в самых безнадёжных ситуациях. Ты же знаешь, что божественная нить лежит только в основе твоей судьбы, но день за днём каждый сам сплетает кружево своей жизни. Многое зависит от нас самих. Я вот тоже не знаю,никто я, ни откуда родом, но я знаю, что полотно дороги приведёт меня в прекрасные края, что увижу удивительных людей, встречу своего суженого, да много ещё встретится самого разного – и плохого, и хорошего. Путь есть путь, и я уверена, что смогу по нему пройти с открытыми глазами.

– Вот еще Клевенс посоветовала мне напевать песню, когда становится совсем грустно. Знаешь, помогает.

И она тихонько пропела очень незатейливые слова.

Я не заплачу, я буду идти,

Пусть не вижу, что впереди

Я не брошенная, не оставленная,

Я печалями не раздавленная,

Хотя сердце еще заморожено,

и судьба моя искорежена.

Ты меня променял пусть

На другую, на молодую,

На богатую, статную, знатную

И в постели очень приятную.

Я не заплачу и не завою,

Сердце уже не чувствует боли.

Всё равно душа хочет жить,

Своё прошлое изменить.

Буду опять повторять упрямо:

Голову вверх, держим спину прямо.

Я не брошенная, не оставленная,

Я печалями не раздавленная,

Поэтому не заплачу и не завою,

Не захлебнусь в отчаянии и горе,

Хоть и сердце мое заморожено,

и судьба моя искорёжена.

Завтра будет день, а потом ночь.

Перехлестье беду унесёт прочь,

А коней богов сумасшедших бег