Сказки, рассказанные на ночь

— Простите, мой милый гость, если я хоть на секунду оскорбил вас своим смехом. Готов проглотить свой собственный язык, прежде чем вас высмеивать. Но только скажите, почему вы вдруг вспомнили о Марксе? Вы его знаете?

— Лично с ним незнаком, но знаю, что это храбрый рыцарь, изгнанный из-за герцога. Союзники его выслеживают. Разве все это к вам не относится?

— Благодарю вас за то, что вы считаете меня храбрым рыцарем, но хотел бы вам посоветовать не попадаться ночью на пути Маркса: он без лишних слов порубает вас на куски. Швайнсберг — маленький, толстый парень, на голову ниже меня, потому я и невольно рассмеялся. В остальном же он — человек чести, один из немногих, кто не покинул в беде своего господина.

— Значит, вы не Швайнсберг, — печально пробормотал Георг, — и я должен уйти, так и не узнав, кто же мой друг.

— Молодой человек! — произнес изгнанник с неподдельным величием, слегка смягченным чувством дружелюбия. — Благодаря вашему открытому, свободному взгляду, теплому участию в отношении несчастного герцога и всему вашему добросердечию вы приобрели друга. Этого вполне достаточно, больше не задавайте вопросов, неосторожное слово может разрушить наши доверительные отношения, которые мне так приятны. Будьте здоровы, вспоминайте о безымянном изгнаннике и будьте уверены в том, что не пройдет и нескольких дней, как вы услышите обо мне и узнаете мое имя.

Георгу показалось, что, несмотря на свое непрезентабельное платье, перед ним стоит настоящий князь, такое величие сияло на его лице и такой царственный свет излучали его глаза.

Между тем музыкант зажег факел и стоял, ожидая у входа в грот. Изгнанник протянул юноше руку и поцеловал его в губы.

Георг шел и думал о том, что произошло. Никогда еще в его жизни ему не встречался человек, который был бы так дружелюбен и одновременно так возвышался над ним. Никогда прежде он не ощущал такого, чтобы человек в нищенской одежде, в окружении скал излучал такое величие и благородство, ослепляющее глаза и подавляющее собственное «я».

Погруженный в эти мысли, юноша шагал по пещере. Возвышенная красота природы, поразившая его при входе, сейчас потеряла в его глазах очарование. Он больше не удивлялся величию подземного царства, а восхищался величию человеческого духа, превосходящего ночную красоту скал и длинных переходов, размышлял о грандиозности души, прикрытой нищенскими одеждами, не способными, однако, скрыть истинное благородство.

Ясный приветливый день встретил путников, когда они вышли наружу. Георг облегченно вздохнул и взбодрился от прохладного воздуха, сменившего влажные испарения подземелья, отчего, должно быть, оно и получило название — Пещера Туманов.

Они нашли лошадь юного рыцаря отдохнувшей и бодрой, на том же самом месте, где ее привязали. И даже оружие, притороченное к седлу, не попортила ночная роса, как опасался Георг, потому что музыкант накинул на спину животного огромный платок, служивший ему защитой от непогоды и холода. Георг осмотрел свою одежду и снаряжение, а крестьянин поднес охапку сена гнедому. Затем они стали взбираться в гору. И лишь только прошли несколько шагов, как утреннюю тишину нарушил звон колокола в долине. Ему ответил другой, третий, четвертый. Вскоре добрая дюжина колоколов перекликалась с гор и из глубины долины. Удивленный юноша придержал коня.

— Что это? Где-то пожар или сегодня праздник? Из-за болезни я совсем потерял представление о времени и вспоминаю про воскресенье только тогда, когда вижу девушек в новых юбках и свежих фартуках.

— Так обычно бывает с военными, — ответил Ханс. — Я и сам обо всем забываю, когда в голове сидят вещи поважнее, чем месса и проповедь, но сегодня совсем другой случай, — продолжал он, посерьезнев, и осенил себя крестным знамением. — Нынче Страстная пятница. Слава Иисусу Христу!

— Во веки веков! — откликнулся юноша. — Первый раз в жизни я не отмечаю этот день как положено. В Страстную пятницу я всегда вспоминаю про прекрасные дни моего детства. Жив был тогда еще отец, у меня была милая добрая матушка и крохотная сестричка. Мы, дети, радовались Страстной пятнице, хотя и не знали значения этого события, но подсчитывали, что через два дня грядет Пасха и матушка одарит нас прекрасными вещами. Requiescant in pace[80], — добавил он, отвернувшись, чтобы скрыть заблестевшие на его глазах слезы. — Они на том свете, празднуют втроем святую Страстную пятницу.

— В такой день нельзя, разумеется, высказывать грешные мысли, — после некоторого молчания произнес Волынщик, — но мой духовник, надеюсь, меня простит. Не печальтесь, юнкер. Тем, кто уже уснул, хорошо, а те, кто жив, должны смотреть вперед, а не оборачиваться назад. Я бы на вашем месте думал о том, чем одарить на Пасху своих будущих детей, и воображал, как они будут радоваться Страстной пятнице. Разве вы не едете к невесте и разве известная вам барышня не станет милой доброй матерью?

Георг напрасно пытался подавить невольную улыбку, вызванную таким необычным утешением.