— О, как же я настрадалась! — проговорила девушка. Ее бледное осунувшееся лицо подтвердило правоту грустных слов. — Как же тяжело было у меня на сердце, когда я рассталась с тобою в Ульме! Ведь не было никакой надежды увидеть тебя вскоре. Когда же Ханс сообщил мне, что ты направлялся в Лихтенштайн и был ранен по дороге, сердце мое чуть не разорвалось от боли и невозможности за тобою ухаживать.
Георг, посрамленный за свою глупую ревность, почувствовал себя жалким и маленьким на фоне любви Марии. Он попытался скрыть свое смущение и принялся подробно описывать, как все произошло: как распрощался со Швабским союзом, как продвигался через Альпы, как на него напали и как он ускользнул от забот жены музыканта, чтобы ехать в Лихтенштайн.
Юноша выкладывал все начистоту, но Мария то и дело своими вопросами приводила его в смущение, особенно когда с изумлением спросила, почему он в первый раз появился у Лихтенштайна глубокой ночью. Красивые ясные глаза любимой были устремлены на него, и он не мог ей солгать.
— Буду откровенным, — произнес Георг, опустив глаза. — Хозяйка постоялого двора в Пфулингене обманула меня. Она сказала о тебе такое, что я не мог спокойно слушать.
— Хозяйка? Обо мне? — улыбнулась Мария. — И что ж это было такое, что погнало тебя ночью в горы?
— Оставим это! Я был дурак дураком! Изгнанный рыцарь уже убедил меня в том, что я был не прав.
— Нет, нет, — просительно произнесла девушка, — так просто ты от меня не отделаешься. Что знает обо мне эта сплетница? А ну-ка сознавайся!
— Ладно, только не смейся. Она рассказала, что у тебя есть дружок и ты его по ночам впускаешь в замок, когда отец спит.
Мария покраснела. Негодование и желание посмеяться над глупостью боролись в ее душе.
— Ну, я надеюсь, — помедлив, проговорила она, — ты, конечно, ответил подобающим образом на эту клевету и с негодованием покинул постоялый двор, подумав, что лучше тебе переночевать в нашем замке.
— Честно сказать, я так не думал. Видишь ли, я был еще не совсем здоров и поначалу решил, что все это неправда. Но хозяйка сослалась на твою кормилицу, старушку Розель, будто бы я обманут. О, не отворачивайся, Мария! Не сердись на меня! Я вскочил на коня и помчался к замку, чтобы переговорить с тобою и убедиться в том, что ты меня еще любишь.
— А ты сомневался? — воскликнула Мария, и слезы хлынули из ее глаз. — То, что госпожа Розель говорит подобные вещи, нехорошо, но она старая женщина и любит посплетничать. То, что хозяйка постоялого двора с удовольствием это пересказывает, не так уж скверно: у нее нет другого приятного занятия. Но ты, Георг, как мог ты, хоть на мгновение, поверить в чудовищную ложь? Ты хотел убедиться…
Слезы обиды не дали ей договорить. Георг и сам был зол на себя за собственную глупость, но его оправдывала любовь, и он попытался это объяснить:
— Прости меня! Но если бы я не был так влюблен, то, разумеется, ни за что бы не поверил. О, если бы ты знала, какой бывает ревность!
— Кто любит по-настоящему, тот не ревнует! — возмущенно воскликнула Мария. — Тогда, в Ульме, ты уже сказал мне что-то подобное, и это задело меня. Но ведь ты меня совершенно не знаешь. Если бы ты любил меня так, как я тебя люблю, в твою голову не пришли бы глупые мысли.
— О нет! Ты не права. — Георг схватил руку девушки. — Как ты можешь меня упрекать в том, что я тебя люблю не так, как ты меня? Разве не может такое случиться, что перед тобой возникнет более достойный человек и вытеснит из твоего сердца бедного Георга? Все возможно на этом свете!
— Возможно? — прервала его Мария с той самой гордостью, какую он часто видел на лице дочери знатного рыцаря Лихтенштайна. — Если вы, господин фон Штурмфедер, хоть на миг допускаете подобную возможность, то я повторяю: вы никогда меня не любили. Настоящий мужчина не может колебаться, как тростник на ветру, он должен твердо стоять на своем и, если влюблен, обязан верить в свою любовь.
— Я не заслужил подобного упрека! — проговорил, вскочив, Георг. — Значит, по-твоему, я будто тростник под ветром, и меня за это презирают… Вот как! — прошептал он чуть слышно, но так, чтобы его слова достигли ушей девушки.
В его душе разгорался гнев.
— Следовательно, ты меня презираешь, а ведь именно ты побуждала меня к колебаниям! Я искал тебя на стороне союзников и был счастлив, когда нашел. Ты уговорила меня отойти от союза, я от них ушел, даже больше — примкнул к вам, что едва не стоило мне жизни, но я не испугался и принял сторону Вюртемберга; наконец, пришел к твоему отцу, он принял меня, как сына, и радовался, что я стал другом. А вот его дочь считает меня тростником, который качается под ветром то туда, то сюда! Что ж, в последний раз я склонюсь под твоим влиянием! Я уеду отсюда прочь! Уеду, так как здесь пренебрегают моею любовью!
И он схватил свой меч, взял берет и направился к двери.
— Георг! — Возглас любви остановил юношу на пороге. Мария схватила его за руку.
Гордость, гнев, негодование испарились, исчезли даже слезы, одной любовью светились ее глаза.