Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ)

В этом году осень выдалась щедрой и густой: листьев лежит столько, что они хрустят, словно недоспелые яблоки под ногами. Все газоны и клумбы, тропинки и дорожки усыпаны золотистой чешуёй так, что пружинит нога. По краям грустят цветные, переливчатые акации: от свежего зелёного к октябрьской желтизне. Дрожат красные барбарисовые листья маленьких кустов, вытянутых, как солдатики, натыканных вдоль тротуаров. Коричневатая листва у обочин — как блестяшки после праздника.

Раным-рано в такую пору — первые утренники, серебряные морозы.

Зрелым утром — холодное и высокое, чистое, прозрачное голубое небо, а под этим куполом — золотой калейдоскоп листьев на чёрных ветках; даже грязь — и та как пенка на капучино.

В обед — полуденное тепло. Даже жарко, даже удивительно: осень?..

Солнце к вечеру — и целые полки крон с высоты: рыжие и зелёные,

аккуратные, словно вычерченные по циркулю.

На закате слабо-розовые, разбавленной краски, облака в сетке тонких веток, почти как весной. В это время все деревья как ивы — тонкие, тягучие и плавные, стелются и гнутся по ветру. В слабо-розовом, тоскливо-радостном небе тянутся стаи драконов.

А по вечерам, под первые сумерки, так теплы и ярки огни кофеен. Уличные столики уже холодны (им в сердцевине осени место только в каком-нибудь тёплом Вильнюсе), а кофейни светятся карамельным, золотистым маревом. Самая пора для чашечек латте с нарисованными колосьями, или рафа с пышной пряной шапкой, или простого чёрного под густыми сладкими сливками.

Но когда сумерки уже не акварель индиго, а самые настоящие чернила —

пора в дом. Хорошо, когда он есть, когда светится, не карамельно, а тише, медленней, спокойней. Светится чистотой и ожиданием.

Глядишь в окно — драконы летят.

Гномка

Пошла в лес с корзиной. Косица на голове болтается туда-сюда, ногами перебирает быстро-быстро. Башмачки путаются в траве, а трава завивается о ноги, кудрявая, пушистая, осенняя. Брусники видимо-невидимо, бордовой россыпью, мухоморовыми капельками по полянам. Грибы тут и там: рыжая спинка, крепенький бочок, шляпка глянцевая. Прямо руки чешутся. Но пришла-то в лес за другим.

Поставила корзину около пня и села рядышком. Насвистывает тихонько, как ветер. Дождь накрапывает. По краям поляны тянутся в тучи деревья: нежные берёзки, ольха невысокая, малинник. А позади них — тёмные ели. В лапах трещат белки: бегают вверх- вниз, скачут по стволам, глазеют ежевичинами глаз, водят носами — бусинами.

Ветер крепчает, приносит тяжёлые капли, крупней и крупней. Вздыхает лес. А корзинка пуста и пуста. Что ж такое?

Уже и задрёмывать начала. Как вдруг — дёргает кто-то за подол. Дёрг-дёрг. Встрепенулась, оглянулась по сторонам, глядь на пень — ни корзины, ни свёртка промасленного с пирожками, ни пригоршни ягод. Зато рядом ма-асенький, по пояс в мокрой траве, голову задрав, стоит. Смотрит на неё, по-котячьи глаза сузив. В ботиночках жёлтеньких, мягоньких, в полосатой шапочке-колпачке, в плащике-по-грибы-ходить. Носик-пуговка и кудряшки из-под колпака.

Вот и гномка.

В корзине ехать не захотела. На руки запросилась. Лёгкая, как пёрышко, пахнет солнечной прогалиной: сухой травой, речными камешками, смолой.

На полдороге — уж почти на опушку вышли — сползла на землю, пошарила в траве, достала первые осенние хрустящие ломтики инея. Остались в тени, в овражке, с ночи.

— Тебе зачем?

— Надо, — неласково ответила, сердито.

Ох и хмурая попалась гномка. Придётся задабривать. Рукавички связать, пирожков ещё напечь. Ничего, не впервой.

Прошуршала над ухом розовая стрекоза. Теплом повеяло. Где там осень кончается? Вон, за поворотом. И Стрекозиный Луг рядом. А там до дома рукой подать. Гномка осенью в лесу замёрзнуть успела, нахмуриться. Вот отогреется в летнем домашнем тепле — разулыбается. Вон, уже смеётся, стрекозу поймала — синюю, с крупным камушком на брюшке. Чешуя переливается, что солнечные искры брызжут на водяной мельнице. Трепещет крылышками, в глазищах — по радуге. А как на свету искрится!..

Гномка полюбовалась на стрекозу, отпустила. Проворчала дружелюбней:

— Ну, где там твой сад? Давай показывай. Буду хозяйство принимать.

Конец мельницы

Снег редкий и лёгкий, словно просеянная мука. Мельница мелет, как одержимая, как в последний раз, да так оно и есть. Мастер умрёт в полночь, и мельница рухнет в огне.

До деревни близко, там братьям можно переночевать, и сквозь крышу увидится редкий и лёгкий снег, а дальше — зарево горящей мельницы.

Шаль на плечах тепла, братья растеряны, мастер яростен и бессилен. Господа расходятся с мельницы, во льду застывает колесо, и чары уже не держат реку. Вода поворачивает к лесу и навсегда покидает колдовское русло. Снег опускается сквозь воду, крупный и холодный, и река принимает его, набухает и выходит из берегов.

Полночь стучит по деревенским часам, бьёт на башне столицы, скрипит жерновами. Мельница вспыхивает спичкой, взбухает речка.

Падает снег, редкий и лёгкий, словно прах, словно просеянная мука.

Электростанция

Написано по песням группы "Немного Нервно" "Электростанция" и "Просто держи меня за руку".