Когда мы вышли из таверны, Капитан спросил:
— Ты понимаешь, что означает рост числа посетителей этой таверны, о котором говорил Люк?
— Что?
— Край пиратский. Прирост может быть только за счет пиратов. Отребье возжаждало культурного отдыха!
— Вот тебе и литературные наклонности.
Так, переговариваясь, мы подошли к небольшому пирсу с причаленной легкой одномачтовой яхтой. Два черных матроса в одинаковой холщовой робе.
— Квали, какой ветер?
— Точно на ост, сэр, но к вечеру, как обычно, переменится к зюйду.
— Тогда сначала на Компас.
— Есть, сэр!
Волны плещутся, солнце печет, посудинка резво бежит вперед. Даже качки почти нет. Благодать!
— Какая скорость, сэр Виктор? — интересуюсь я.
— Узлов[7]
десять. Через час будем на месте.— Я посмотрю у вас и слуги, и матросы — все негры.
— Не все, а одни и те же. Дома они слуги, а в море матросы.
— Экономно.
— И спокойнее.
Входим в гавань. Довольно оживленно. На рейде десятка два судов без флагов. Два-три довольно больших, а остальные — не очень. Но все с пушками и на всех, которые можно разглядеть, не меньше, чем по двое вахтенных. С некоторых машут нам шляпами, и Капитан отвечает жестом руки. Проскальзываем между судами и пристаем в конце довольно длинного причала. Хотя причаленных судов всего два в противоположной стороне. Оба без пушек — торговые. Около них суета таскания бочек, мешков и ящиков из ближайшего здания.
Вдоль берега — длинный строй складов и домов, мало похожих на жилые. Широкая улица начинается прямо от причала. Какой-то оборванец сорвался с места и побежал вверх по улице. Высаживаемся и идем туда же. А за спиной наша посудинка отходит от причала метров на десять и бросает якорь.
Вокруг довольно многолюдно. Публика разношерстная, но в основном не воинственная. Женщин немного, но попадаются, спешащие по хозяйственным делам с сумками и корзинками. Никакого напряжения в воздухе не витает. Обычный портовый город. Лишь изредка парами, тройками лениво проходят с независимым видом фигуры в пестрой, новой или потрепанной одежде и залихватских шляпах, но вооруженные саблями и пистолетами. Некоторые раскланиваются с Капитаном, отвечающим им легким кивком головы.
Тихонько пихаю Капитана:
— Настоящие пираты?
— Они самые, — и снисходительно улыбается, — чуть дальше, метров через сто лежит поперечная улица. Это граница, которую им без приглашения запрещено переходить.
— Сэр Виктор, я у причала заметил два вроде торговых судна. Как они не боятся сюда заходить?
— Сам бы мог догадаться. Если никто не станет снабжать припасами и вывозить награбленное, то и пиратству конец. Это неприкосновенные торговцы, — и, мгновение подумав, добавил: — Вроде меня. И вроде пришли.
Вывеска «Альбатрос», конечно же, знавала и лучшие времена. Покосилась, облупилась и потрескалась. И в этом свое очарование как бы благородной старины. Сама таверна выглядит гораздо крепче. Управляющий встречает хозяина на пороге. Крепкий, решительный мужчина лет пятидесяти с обветренным лицом. Предупреждён. Бегун с причала?
— Здравствуйте, сэр Виктор.
— Здравствуй, Роб. Всё как обычно?
— Да пока, слава Богу.
— Познакомься — это мой временный помощник Серж.
Жмём друг другу руки.
— Перекусить или сначала дела, сэр Виктор?
— Пожалуй, дела. Веди.
Большой зал, отделанный под корабельную каюту, трюм. Никакого изыска. Грубая, но прочная мебель. Само собой, никаких скатертей или фарфора. В глаза бросается множество повреждений на опорах потолка, стенах, столах. Опасное место, но видно, не сейчас. Несколько человек бандитского и не бандитского вида спокойно что-то жуют и чем-то запивают, сидя за разными столами.
Коридор, комната без окон, стол, сундук, отчет за три месяца на бумаге.
— Роб, давай на словах, а отчет я заберу с собой.
— Отказались от сделок с одеждой…
— Дальше.
— Помните Коротышку Француза, который где-то пропал больше полугода назад?
— Помню.
— В прошлом месяце появился с большой партией золота в грубых изделиях на лом. Говорит, что тряхнул индейцев. А по пьянке всё твердил, что затмит славу самого Кортеса.
— И что дальше? Что за изделия?
— Статуэтки, какие-то сосуды, пластины с какими-то непонятными знаками, рисунками. Утверждает, что из индейского храма. Похоже на то. Всё, что мельче, до меня не дошло, — дорожился Француз. Но всё-таки распродал другим скупщикам. Остался только большой идол, которого никто уже взять не смог — издержались на мелкие вещи. Француз туда, Француз сюда — не берёт никто по цене ломового золота. Тут я ему и предложил взять за полцены и с рассрочкой. Сумма даже в этом случае очень большая. Он повертелся, повертелся и согласился. Идол у меня на складе. Вчетвером затаскивали. А Француз неделю назад отправился опять туда, чтобы переплюнуть славу Кортеса.
— Покажи идола.
Забрали со стола большой переносной фонарь. Вышли в коридор. Окованная железными полосами дверь в самом конце открылась с ужасным скрипом.
— Смазал бы хоть.
— Собираюсь, собираюсь да всё что-то отвлекает.