Сказки старого дома

– Великолепно. Арман, Пьер, вы будете одновременно и вестниками новостей для Камиллы. Поэтому из замка вы и так уедете до ее появления, а появиться здесь вам надо где-нибудь к завтраку на следующий день с самыми свежими сплетнями и слухами о гибели отца Жозефа.

В обеденный зал вошел слуга и склонился к уху Аманды.

– Катрин, там к тебе приехали.

Катрин выпорхнула за дверь и вернулась минут через пять.

– Уф, от сердца отлегло, — довольно воскликнула она. — Ришелье чуть больше часа назад уехал с Сен-Сюльпис. Сначала его слуги оббежали все соседние дома, пытаясь узнать, что означает пустой дом Сюзанны. Потом карета просто простояла там минут пять. Словно кардинал о чем-то размышлял. В конце концов карета двинулась в сторону Лувра.

– Ну что ж, будем надеяться, что Ришелье из-за этого не отменит своего ночного визита к сироткам.

Потянулось тягостное ожидание вечера. Сначала пытались поддержать друг друга пустой болтовней ни о чём. Потом плюнули на такую ерунду и разошлись по своим комнатам. Ко мне заглянула хозяйка.

– Можно?

– Да, да, конечно, — и графиня плотно притворила за собой дверь.

– Знаете, Сергей, — заметно поколебавшись, начала она, — меня так и не покидает тягостное чувство, что мы делаем что-то не то и не так…

– Можете не продолжать, Анна Петровна. Меня на уровне эмоций тоже не покидает это самое.

– Правда?

– Правда. Всё дело в противоречивости человеческой психики, эмоций в вопросе лишения кого-то жизни.

– Вот-вот, вы, пожалуй, очень точно сказали.

– Вся петрушка заключается в том, что мы смешиваем рациональное с эмоциональным и путаем этическое с логическим. Получается такая каша, в которой сами не можем разобраться. Сами посудите, нас приводят в восторг дуэльные подвиги д’Артаньяна, который крушит чужие жизни направо и налево. Скажете, литература? Нет, д’Артаньян как имя — литература, а дуэли — нет. Дуэли — жизнь. Дуэльная смерть — это чистой воды безмотивное, нерациональное убийство по прихоти. Смехотворный предлог мнимого оскорбления — разве мотив для наказания смертью? Нет, конечно. Тем не менее мы это видим сплошь и рядом и сами же прославляем как подвиг и освобождаем от наказания. Вопрос, на чьей из сторон мы стоим, совершенно не существенен.

– Но на дуэли обе стороны вооружены.

– И это тоже совершенно неважно. Здесь вопрос не вооруженности, а умения. Если вы против опытного бретера* выставите меня, то какой будет исход? Да один и тот же, со шпагой я или нет. Тогда почему оценки смерти тут разные? Убийство — не убийство. Наличие оружия — просто самооправдание для сильного против слабого. Если хотите, мы попросим Армана сунуть в руки Жозефа шпагу, прежде чем Арман проткнет того. Вам будет легче? Вряд ли.

– Я даже не знаю, что сказать…

– Уважаемая Анна Петровна, мы ввязались в интригу с рациональной основой и не сможем разрешить проблему на основе морали и эмоций. Если только попытаемся, то будем уничтожены сами и никого не спасем. Жозеф — преступник и с точки зрения морали, и с точки зрения эмоций, и с точки зрения рациональности. Но обезвредить его можно только рациональным путем. До морального не дошли еще даже в двадцатом веке. Так что не мучайте себя.

Мне самому жутковато. Но я понимаю, что мы с вами на позициях самозащиты. Хотя со стороны может казаться, что мы готовимся к нападению. На самом деле это не так. Оружие, возможности, которые против нас, намного сильнее наших собственных. Поэтому мы вынуждены изощряться, чтобы не пропасть.

– Я подумаю, Сережа. Наверное, вы в чем-то правы, — и она ушла.

Выезжаем вчетвером из замка в какой-то карете без гербов, как только солнце коснулось горизонта. Слуги, участвующие в спектакле, отправились раньше. До ночи далеко, и можно было бы выступить попозже, если бы городские ворота не закрывались рано.

Улица Капуцинок. Симпатичная и даже, можно сказать, уютная. Глухие деревянные ворота небольшого монастыря капуцинок с калиткой и окошечком. В нём и находится сиротский приют. Звон колоколов к вечерней молитве. Выбираемся из кареты, и та уезжает куда-то дальше. Почти полная луна начала свой путь по небу. Через несколько шагов на другой стороне улицы нас впускают в небольшой двухэтажный, каменный дом.

Слуги уже здесь и готовятся к выходу на сцену. По большой комнате первого этажа разбросаны доспехи, оружие, факелы стражников. На втором этаже в такой же комнате — стол с приготовленным выпить-закусить. Горит несколько свечей. Окна распахнуты. Ворота монастыря в неверном свете луны — как на ладони. Садимся и закусываем.

Около полуночи Гийом спускается вниз и со своей бряцающей железом командой скрывается поблизости в каких-то темных проулках. Засада готова. Где-то около часа послышался нарастающий стук колес и лошадиных копыт. Мы насторожились, начали греметь посудой и громко переговариваться пьяными голосами так, чтобы было слышно на улице.