Сказки старого Вильнюса II

– Да помню я вашего Тигра. Он и в старости был о-го-го, дай бог каждому. Настоящий патриарх.

– Это мы с тобой, получается, так долго знакомы? Ну надо же… Так вот, в тот вечер, когда мама принесла коробку с котятами, я окончательно поняла, что выдуманный брат фон Рихтхофен помогает мне по-настоящему. Как живой! Вот котиков нам подсунул, такой молодец. И мальчишек тоже наверняка он приструнил, и злую учительницу прогнал – не знаю, как, но он это сделал, больше некому. И я, конечно, тут же представила себе, как мой старший брат летчик-ас барон фон Рихтхофен приходит домой после очередного полета, весь такой красивый, в развевающемся плаще, а я бросаюсь ему на шею и говорю: «Спасибо-спасибо-спасибо! Особенно за котиков!» А он как будто улыбается и отвечает: «Для тебя – все что угодно, сестренка. Ты только попроси». Но знаешь что? Я, вместо того, чтобы распоясаться и немедленно потребовать всего на свете, да побольше, наоборот, вдруг оробела. И больше никогда ему не жаловалась. И не просила подарков. В смысле не воображала, как будто жалуюсь и прошу. Мне почему-то казалось – так нечестно. Неправильно, если от нашей с братом счастливой дружбы мне будет еще какая-то дополнительная выгода – в настоящей жизни, за пределами прекрасного выдуманного городка. Нет уж, всему свое место, так я – не то чтобы думала, но чувствовала. А может, просто боялась, сама не знаю чего. Ну, то есть, теперь уже не знаю. Не помню. А сочинять не хочу.

– Ты, главное, сейчас не испугайся, – говорю я. И сворачиваю во двор дома номер двадцать два по улице Тоторю. Такой типичный виленский дворик – не простой, а с приподвывертом, наподобие шкатулки с секретом. Вроде, ничего особенного, и вдруг – хлоп! – сюрприз. Манекен с ангельскими крыльями на балконе необитаемой квартиры, собранный из часовых шестеренок кот на кирпичной стене, инсталляция из старых кресел, плюшевых игрушек и сломанного телевизора на веранде, семейные фотографии в золоченых рамках, развешанные на дереве, как елочные игрушки. И так далее. А в этом дворе на Тоторю – красный самолет.

Конечно, не настоящий. Просто модель самолета из крашеной фанеры. Но отлично сделанная и довольно большая. Ребенок младшего школьного возраста вполне поместился бы в кабине – если бы смог туда залезть. Что вряд ли. Красный самолет подвешен на металлических стропах между старыми двухэтажными домами, на уровне чердачных окон. То есть, довольно высоко. И ровно посередине, так что ни с одной из крыш до него даже рукой не дотянешься. Как его подвесили – загадка. По крайней мере, для человека, вроде меня, напрочь лишенного инженерного мышления. Мне в таких случаях проще сделать поправку на чудо, невзирая на бурные возражения скептического от природы ума.

Фань глядит на красный самолет, по-детски открыв рот, обеими руками придерживая сердце. И глаза у нее сейчас как блюдца.

– Это, конечно, не знаменитый «Фоккер» фон Рихтхофена, – наконец говорит она. – И даже не «Альбатрос», на котором он летал поначалу, тот был биплан. Но все равно удар ниже пояса. Слушай, откуда он тут взялся?

– Понятия не имею. Но в этом доме, – киваю налево, – художественная галерея. Наверное, они и повесили. Или, наоборот, соседи. Кто угодно может жить в доме напротив, в том числе, и люди с причудами. Других вменяемых версий у меня все равно нет… Эй, ты чего?

– Что – «чего»? А, чего реву? От избытка чувств, конечно же, – деловитой скороговоркой объясняет Фань.

И улыбается сквозь слезы.

Того гляди, радуга сейчас появится над ее головой.

– Давай тут где-нибудь покурим, – говорит Фань. – И я тебе расскажу, чем закончилась моя история. Вернее, наша с братом. Неважнецкий финал у этой сказки, честно говоря. Думала, ни за что не стану рассказывать. Но теперь-то чего.

– Пошли, – говорю. – Там, за углом, качели.

– У меня же был такой красный самолетик, как этот, – говорит Фань, застилая шарфом деревянную перекладину, еще влажную от прошедшего утром дождя. – Один в один! Только, конечно, маленький. Не «Фоккер», даже не «Альбатрос». Не пойми что. Зато красный.

– Папа подарил?