Сказки старого Вильнюса II

Улица Паупё Paupio g. Книжная лотерея

Закричал: «Поймай меня» — и побежал.

И стал дождь.

Дождь стоял над городом неподвижной стеной, зато весь остальной мир бегал, мельтешил, метался, суетился. Верещал счастливыми детскими голосами, скрипел тормозами, цокал каблуками устремившихся в укрытия прохожих, хлопал дверями кафе и подъездов, пел телефонными звонками, лаял рассерженными по случаю внезапного купания псами, звенел падающими из рук официантов подносами, галдел птицами, чавкал промокшими кедами.

И кто-то рявкнул прямо над ухом бегущего:

«Поймал!»

Это было так смешно, что почти не страшно.

Из рукописей Клотильды Забелене

— Извините, могу ли я занять этот стул?

Не люблю, когда ко мне подсаживаются незнакомцы. Удивительно, как много людей не понимают: если человек сидит в кафе один, без компании, скорее всего, он пришел сюда именно ради возможности побыть наедине с собой. Великая роскошь по нашим временам; теоретически ее можно купить, но лично мне по карману только полчаса одиночества в кафе и еще примерно столько же — дома, в ванной.

Однако прямым отказом отвечать невежливо, а врать, будто жду друзей, мне обычно лень, куда проще неприветливо кивнуть, потребовать счет и, оплатив его, удалиться, все равно удовольствие безнадежно испорчено.

Но, матерь божья, как же не хочется вставать и уходить прямо сейчас. Летнюю веранду только открыли, апрельское солнце греет вовсю, ветер прохладен, как льняная простыня, за соседним столиком жизнерадостно щебечет компания студенток в куцых разноцветных курточках, сигарета моя выкурена всего наполовину, да и кофе пока не допит. В чашке еще целых полтора глотка крепкого, кислого эспрессо романо,[23] который подают только здесь, в «Ужупской пиццерии» на Паупё, с видом на бронзового ангела, взявшегося за трубу столь лихо, словно буквально с минуты на минуту начнется долгожданный апокалипсис, бессмысленный дорогостоящий проект под названием «Органическая жизнь на планете Земля» будет наконец завершен, а все мы — уволены без выходного пособия, и, господи, как же это было бы славно.

Ох, что-то я совсем устал.

Но посмотреть, кто собирается нарушить мое уединение, все-таки придется.

Поднимаю глаза и первым делом встречаюсь взглядом с собственным отражением в стеклянной стене кафе. Поспешно отворачиваюсь.

Нельзя сказать, что я себя не люблю. У меня, слава богу, не настолько бурная внутренняя жизнь. Скорее, я просто изрядно себе надоел. Немудрено, мы с моим зазеркальным двойником неразлучны с младенчества, вместе выросли, вместе прошли огонь и воду; до медных труб, впрочем, так и не добрались и уже вряд ли успеем. А теперь я вынужден ежедневно смотреть, как он стареет и постепенно становится все меньше похож на меня. Эту часть сериала я бы с огромным удовольствием промотал или вовсе выключил, но так и не выяснил, куда подевался пульт и был ли он вообще.

Поэтому я отворачиваюсь от угрюмого типа в слишком теплом для апреля сером пальто так быстро, как только позволяет застуженная на весенних сквозняках шея. И вижу наконец, что рядом стоит маленький улыбчивый старичок, щурится не то от солнца, не то от смущения, тянет к себе пустующий стул.

Надо же, а старичок-то знакомый.

Ну, то есть как — знакомый. Просто примелькавшийся. С позапрошлого лета регулярно встречаю его в городе, то тут, то там, обычно в недорогих кофейнях, порой среди ярмарочных лотков на Гедимино и сувенирных киосков на Пилес. Небольшого роста, остроносый, бедно, но тщательно одетый, в круглых, как у Гарри Поттера, очках, зимой и летом в одной и той же джинсовой панаме, всегда с пачкой разноцветных конвертов — не то на продажу, не то еще зачем-то. Пару раз он при мне показывал их каким-то людям, объяснял что-то шепотом, издалека не разобрать. Всегда было интересно, что там.

Вот сейчас и выясним.