Сказки старого Вильнюса III

В ту зиму, когда я учился в первом классе, нам всем как раз повезло. То есть, наступил день, когда я вышел из дома с санками. И сразу встретил Наташку, хотя даже не надеялся на такую удачу. Она училась во вторую смену, и встречались мы только по выходным и иногда по вечерам. Но до вечера было еще далеко, а она все равно гуляла во дворе.

– У нас в классе карантин! – объявила Наташка. – Мы все заболеем чумой, холерой и черной оспой! – И, расхохотавшись, призналась, не дожидаясь расспросов: – На самом деле просто свинка. От нее не умирают, а только превращаются в поросенка. Но через неделю – обратно в человека, так что ты не бойся.

А я и не боялся.

Сказал:

– Даже если в поросенка с чумой и холерой, я все равно согласен с тобой гулять.

Из всех признаний в любви, которые мне довелось произнести в жизни, это, конечно, было самое совершенное.

Наташка его тоже оценила.

– За это я тебя покатаю, – сказала она. – Чур ты будешь мои дети, мальчик и девочка, близнецы.

Я слова сказать не успел, а Наташка уже усадила меня на санки и потащила куда-то по утоптанной за день тропинке.

– Закрой глаза! – велела она. – И чур не подглядывать.

Ехать на санках с закрытыми глазами оказалось так здорово, что у меня сразу прошла охота спорить, объяснять, что я не могу быть двумя детьми сразу, даже понарошку. Потому что я уже есть – один. Так получилось.

А потом я почувствовал, что кто-то крепко держится за меня двумя руками. И одновременно мои руки тоже вцепились в чье-то мягкое, толстое, теплое даже на ощупь пальто. Поэтому глаза я так и не открыл. Подумал, лучше мне не видеть, что меня действительно стало двое. Пока не увидел, не считается, а пока не считается, я как-нибудь потерплю.

Поездка завершилась в сугробе, куда Наташка опрокинула санки вместе со мной. И сама плюхнулась сверху. Крикнула: «Все! Чур ты больше не мои дети! Ты опять один!» И я наконец открыл глаза, на радостях забыв на нее рассердиться.

Летом Наташка переехала. Не в другой город, но на противоположный конец нашего – тоже ничего хорошего. Обычно детские дружбы на этом и заканчиваются. Особенно когда нет телефонов. А у нас их не было. Не то что мобильников, которые тогда даже в воображении сценаристов фантастических фильмов возникали нечасто, но и обычных стационарных с крутящимися дисками – ни в нашем старом доме, ни в новостройке, где получили квартиру Наташкины родители.

– Мы не потеряемся, – твердо сказала Наташка, залезая в грузовик, набитый вещами. – Я тебе обещаю, вот увидишь.

Я ей, конечно, верил. Но думал, «не потеряемся» – это про далекое будущее. Вырастем, станем взрослыми, пойдем в справочное бюро и найдем друг друга. Специально для этого записал в блокнот Наташкину фамилию – вдруг забуду. Приготовился жить без Наташки долго-долго, и эта перспектива так меня потрясла, что я даже реветь не стал. Не то чтобы мужественно терпел, просто не получилось. Иногда слезы – это слишком мало, вот что я тогда понял.

И как же я удивился, когда всего три дня спустя увидел Наташку. Она сидела на старой груше и болтала ногой. Как будто их отъезд в большом грузовике, со шкафом, диваном, ковром и трельяжем был розыгрышем, а на самом деле все осталось по-прежнему.

– Я целый час ехала! – похвасталась она. – Сперва в автобусе, потом в трамвае.

– Тебе разрешили? – изумился я.

– Не знаю, – беззаботно отозвалась Наташка. – Думаю, вполне могли бы разрешить, я уже несколько раз одна ездила – к маме в институт, когда ключи забыла. Но я на всякий случай не стала рисковать и никому ничего не сказала. Все равно мои до вечера на работе. А в том новом дворе все какие-то дураки. И вообще без тебя неинтересно.

– Хорошо, что я не ревел, – сказал я, усаживаясь на соседнюю ветку. – А то получилось бы зря.

– Вот и правильно, – кивнула Наташка. – Не надо из-за меня реветь. Я же сказала, мы никогда не потеряемся. Я точно знаю.

…У нас не было возможности заранее договариваться о встречах. Взрослые редко дают детям распоряжаться временем по собственному усмотрению. Гулять выходишь только когда отпустят, и это зависит от такого немыслимого количества причин, большая часть которых тебе неизвестна, что строить планы можно разве только на отдаленное будущее: когда вырасту, стану каждый день ходить в кино на последний сеанс, это совершенно ясно, поэтому можно с уверенностью назначать свидание в восемь вечера возле кинотеатра «Вымпел» двадцать лет спустя.

А вот насчет завтра такой уверенности нет. Тем не менее, Наташке всего пару раз пришлось кричать под моим окном, обычно в момент ее появления я уже ждал во дворе. А когда приходилось оставаться дома, или идти куда-нибудь с родителями, она и не приезжала. Как мы угадывали – до сих пор не понимаю.

Только однажды Наташка пропала на целый месяц. Я не знал что и думать – неужели так сильно заболела? Или вообще заснула летаргическим сном, как в книжках пишут? Или они снова переехали, на этот раз в другой город, никого заранее не предупредив? Совсем извелся.