– Спасибо, Даниэль, – сказал Файх. – Хорошо, что ты сегодня сюда пришел. На твоем месте я бы относился к языку как к наследству, которое мне оставили. Собственно, я и есть на твоем месте. У меня тоже был близкий друг, музыкант. Иногда от нечего делать учил меня бренчать на гитаре, и теперь, когда его больше нет, я специально играю хотя бы раз в неделю, чтобы не забыть тот десяток простых аккордов, которые мы успели разучить, хотя абсолютно бездарен, да и пальцы болят. Но выхода нет, больше он мне ничего не оставил, наследство не выбирают, какое есть, то и приходится хранить.
– Я тоже об этом подумал, – кивнул Даниэль. – Но только сегодня утром.
– Лучше поздно, чем слишком поздно, – оптимистически заметил Файх.
Подумал мрачно: «А еще лучше – вообще никогда, всем пословицам вопреки». И поежился. Очень уж выразительно смотрел на него теперь неизвестный немецкий писатель. Явно ждал выступления. Ладно, черт с ним, не жалко.
Сказал:
– Меня зовут Анджей, я учил немецкий язык сперва в университете, как дополнительный иностранный, позже доучивал на курсах, несколько раз ездил в Германию, даже собирался там остаться, но передумал. Учить немецкий тоже в конце концов бросил, потому что надоело. Мне вообще довольно быстро все надоедает. Это было давно, лет пятнадцать назад. Я был уверен, все забыл, ничего не пойму. Пришел, чтобы проверить. Но почему-то неплохо вас понимаю. Очень удивлен.
Почти не запинался. Неудивительно, было время заранее придумать речь, составить ее из простых коротких фраз, несколько раз повторить про себя, позаимствовав произношение у самого Файха. Всегда легко перенимал особенности чужой речи и так же легко утрачивал навык – буквально через час.
– Бывает и так, – задумчиво сказал Файх. И внезапно спросил очень строго, как школьный завуч, застукавший очередного старшеклассника с сигаретой прямо в учительской уборной: – Вы уверены, что пришли только ради проверки своих знаний? Вряд ли вам это действительно интересно.
Ишь ты, угадал.
Пожал плечами, хотел отмолчаться, но Файх смотрел требовательно, почти яростно, словно репетировал роль для спектакля о рыцарях, которым вот-вот придется схватиться за мечи ради какой-нибудь возвышенной глупости из разряда вечных ценностей, вернее, вечных заблуждений – ай, как ни назови.
Подумал: «Ладно, могу рассказать. В конце концов, молчать даже нечестно. Если бы я сам вдруг оказался писателем – ну предположим, никогда заранее не знаешь, кем тебя угораздит родиться – мне бы, наверное, было приятно и лестно узнать, что кто-то видел мою книгу во сне. Вспомнить бы еще это слово – «сон»!»
И ведь вспомнил, стоило только заговорить.
– В объявлении было написано, что вы автор «Книги перемены мест слагаемых». А я накануне видел книгу с таким названием во сне. И успел ее почитать. Даже записал поутру все, что вспомнил. Поэтому мне стало интересно на вас посмотреть.
– Мне тоже интересно на тебя посмотреть, – сказал Файх. – «Книга перемены мест слагаемых» – это как раз та, которую я собираюсь написать. Я добавил ее название в объявление просто так, на удачу. И в качестве своеобразной шутки, которую не поймет никто, кроме меня самого. И тут вдруг приходит человек, уже читавший мою будущую книгу во сне. Невероятно!
Он был, похоже, по-настоящему взволнован, даже на «ты» перешел, не дожидаясь разрешения, но Анджей не стал придираться, какая разница, «ты», или «вы».
– Покажешь мне свои записи? – нетерпеливо спросил Файх. – Пока я не умер от любопытства прямо в этой лавке, которая, будем называть вещи своими именами, не предназначена для христианского погребения.
На этом месте синевласая Габия расхохоталась, толстая Марина тоже хихикнула, прикрыв рот рукой, Даниэль и Эрик растерянно моргали, явно пытаясь понять, в чем соль шутки, а старушка в пальто вдруг перекрестилась, и это почему-то выглядело не смешно, а почти пугающе, хотя, казалось бы, такой безобидный ритуальный жест.
Сказал:
– Могу показать, мне не жалко. Только сначала их придется перевести.
– Ну так переводи! – нетерпеливо воскликнул Файх. – А мы, если что, тебе поможем.
Проворчал про себя: «Чтобы помочь, нужно знать не только немецкий, а еще и польский. А моих земляков тут, похоже, нет, так что сам, все сам». Вздохнул, предвкушая провал, достал телефон и принялся читать, кое-как переводя на ходу: