Сказки старого Вильнюса III

— Еще бы! Но некоторые ловкачи все же примечают места падения странных кубических метеоритов. И наведываются туда. И уходят, конечно, с добычей. Которая, согласись, далеко не во всяком хозяйстве пригодится. Но и выбрасывать жалко, особенно если знаешь, что можно кому-то продать. Большая удача для малого бизнеса! Поэтому в любом магазине подержанных канцтоваров непременно есть тайная комната или просто самый дальний стеллаж для, скажем так, контрабандного товара, доставленного с небес.

— И что там можно найти? Притупившиеся писчие перья, надерганные из ангельских крыл? Огненные ластики для подтирки прощенных грехов? Пустые папки, в которых прежде хранились дела, начисто переписанные в Книгу Судеб? Старый ежедневник Создателя о семи страницах?

— Ну уж нет! Хорошая пухлая тетрадь, почти как новенькая, просто первые семь страниц довольно небрежно вырваны, зато остальные чисты — бери и пиши что хочешь.

— Да, это логично.

— Еще бы не логично… Ох, только бы Его телефонные книжки не выбросили в продажу. Это было бы слишком, даже на мой вкус.

— Ладно. Тогда вместо них можно развернуть торговлю прописями Адама.

— В которые он записывал первые имена всех зверей и птиц?

— Ну да. Думаю, поначалу Адам перепортил такую кучу тетрадок, что от них по сей день избавляются, выгребая из кладовых новые и новые пачки, конца им нет.

— Лишь бы какой-нибудь умник не пустил их на растопку. Исчезающих видов и без того полно.

— Так затем и нужна торговля! Купленное за деньги в печи не сожгут, а, напротив, внимательно исследуют, проникнув по ходу дела в суть некоторых вещей. Очень немногих, конечно, — все-таки просто прописи. Но все равно неплохо, лучше, чем ничего.

Тони кивает и, кажется, собирается что-то добавить, но тут на улице начинают смеяться. Сперва раздается низкий басовитый хохоток, потом заливистый девичий смех, к ним тут же присоединяются невидимые нам, но шумные подружки и их кавалеры, и вот уже большая компания ржет от души под нашим окном, вернее, над нашим окном, потому что мы сидим в полуподвале, почти в подземелье, и наша позиция имеет то преимущество, что все уличные звуки и голоса доносятся к нам сверху. И нам это очень нравится — приятно думать, будто ты насмешил небеса или хотя бы небольшую группу младших сотрудников Небесной канцелярии, которые как раз шли мимо, волокли на ближайшую свалку списанный ксерокс для умножения сущностей — например.

— Однако мы заболтались, — вдруг говорит Тони. — А мне же Янку надо встречать. Отдать ключи, донести рюкзак, рассказать о тайной жизни ее возлюбленных растений и все в таком духе. Пойдешь со мной? Или у тебя дела?

— Конечно, у меня дела. И первоочередное из них — проводить тебя на вокзал. Чтобы не заблудился. Когда там Янкин автобус?

— Минут через сорок, если не опоздает.

— Отлично, успеваем. Пошли.

Сорок минут — это не так уж много, если пешеходы, следующие из пункта А в пункт Б со скоростью пять километров в час, непременно дадут хорошего крюка, чтобы вопреки условиям задачи выпить кофе под черным ромбом на Вокечю. К счастью, очереди в кафе нет, а у пешеходов, напротив, есть совесть и здравый смысл, поэтому они не станут рассиживаться на бульваре, а закупорят картонные стаканы крышками и пойдут дальше, почти бегом свернут на Руднинку, перейдут на красный свет неожиданно пустую улицу Пилимо и, только оказавшись на Швенто Стяпано, слегка притормозят, сообразив, что у них в запасе еще двадцать минут, а вокзал — вон он, рядом, рукой подать, как ответ в конце учебника.

Поэтому по Швенто Стяпано мы идем неторопливо, попивая не успевший остыть кофе, глазеем по сторонам. Честно говоря, смотреть тут особо не на что: это самый потрепанный край Старого города, за шедеврами архитектуры, увы, не сюда, за модной публикой тоже, и даже местные коты отсиживаются по дворам, вместо того чтобы грациозно потягиваться на подоконниках. Зато Швенто Стяпано — одна из самых переменчивых улиц в городе, хоть через день здесь ходи, а все равно всякий раз обнаруживается что-то новенькое: на месте магазина тканей открылась художественная галерея, исчезла разноцветная вывеска экологической кондитерской, в бывшую пивную как раз вносят манекены и шляпные коробки, на подоконнике заколоченного прежде окна стоит китайская роза в огромном горшке, и только надпись на стене: «Если я сойду с ума, будешь ли ты по-прежнему называть меня Суперменом?» — всегда на месте, уже как минимум десять лет. Но это, пожалуй, единственная константа. Поэтому, когда мы ходим по улице Швенто Стяпано, почти невольно присматриваемся: что на этот раз нового? И никогда не бываем разочарованы.

— Вот этого царства серого трикотажа раньше точно не было, — говорит Тони, тыча перстом в витрину швейного ателье, и правда донельзя унылую.

— И в следующий раз, на что спорим, снова не будет, — утешаю его я.

— А тут явно что-то вкусное. — Тони указывает в сторону только что открывшейся пекарни. — Хорошо бы они продержались подольше! Пахнет на весь квартал… Слушай, а эти платки здесь раньше были?