В просторной мастерской Витаса почти пусто. Когда он еще занимался скульптурой, здесь было не повернуться. А теперь – необъятный простор и ничего священного, как покойный Гришка любил шутить[19]
. Только шкафы с архивами вдоль стен и стол, а на столе компьютер, без которого фотографу нынче никуда.– Вот книги, – говорит Витас, – в пачках, на полу. Не стесняйтесь, выбирайте. Они тут специально на подарки. А я на минутку. Хочу посмотреть, как получилось.
Он торопливо вынимает карту памяти из камеры, сует ее в компьютер. И пропадает. В смысле, надолго умолкает, совершенно забыв о госте, которого сам же и привел.
– Надо же. Я, пока снимал думал, это история о пространстве, – наконец говорит Витас. – А она оказалась про время. Все эти слои стекла, как дни, недели и годы, отдаляющие нас от… От нас. Мне не вас следовало так снимать, а самого себя. На моем лице больше оставленных временем следов, фактура на фактуру, должно получиться интересно. Особенно если снимать на протяжении хотя бы десяти… а лучше – двадцати лет. Каждый год добавляя к стопке еще одно стекло. Например. Год за годом, слой за слоем… Слушайте. По-моему, это тема. Надо делать.
– Только стекла в нашем дворе вряд ли так долго простоят, – печально говорит Тони. – Боюсь, их на этой же неделе вывезут.
«Ну, по крайней мере, он не сомневается, что я сам простою так долго», – весело думает Витас. А вслух говорит:
– Стекла – не проблема. В вашем дворе – это, считайте, был черновик. Чтобы попробовать: увидеть возможности и знать, от чего плясать дальше. А стекла я как-нибудь раздобуду. И складывать их, сами видите, есть где.
Проводив Тони, Витас стоит во дворе, смотрит ему вслед, думает, кому позвонить насчет старых стекол. Адам наверняка что-нибудь путное подскажет, с него и начнем.
Улица Савичяус
(Savičiaus g.)
Хаос и Маргарита
Черный пудель возник перед Тари в ответ на ее молитву.
Молитв у Тари было две, на все случаи жизни.
Первую: «Господи, пусть все будет хорошо!» – она всегда бормотала перед сном и сразу после пробуждения. Переход из сна в бодрствование и обратно казался ей не то чтобы по-настоящему опасным, но все-таки непростым моментом. Никогда заранее не знаешь, куда тебя на этот раз забросит, и как там будут обстоять твои дела, поэтому помолиться не помешает. Решать же, что такое «хорошо», а что – нет, Господь должен был самостоятельно. Тари ему доверяла, хотя не очень-то в него верила. А может быть, не «хотя», а именно поэтому. Ясно же, что вымышленные существа гораздо умнее реальных. Иначе какой в них смысл.
Вторую молитву: «Господи, скажи, что мне делать?» – Тари старалась использовать только когда окончательно заходила в тупик, то есть, далеко не каждый день. Думала: глупо получится, если в самом конце выяснится, что Бог все-таки есть, и при этом видеть меня уже не может, так я Его, бедного, заколебала.
Трудно быть рассудительным агностиком с буйным воображением. Но себя не выбирают.
Так вот, черный пудель появился сразу после молитвы номер два, насчет которой у Тари существовала твердая договоренность с собственным скептическим умом: то, что привлечет внимание сразу после ее вознесения, и следует считать правильным ответом. Фраза, сказанная кем-нибудь вслух, песенка из окна проезжающего мимо автомобиля, раскат далекого грома, граффити на стене, вывернувший из-за угла свадебный кортеж, аромат котлет из кухни соседнего ресторана, детский плач, упавшая с полки книга, перебежавший дорогу кот, телефонный звонок, попавшая в глаз соринка, обрывок старого плаката на рекламной тумбе – словом, все что угодно.
В обмен на согласие считать такого рода информацию ответом на вопрос ум получил право интерпретировать ее целиком на свое усмотрение. Как ни удивительно, эта договоренность обычно давала неплохие результаты. Найти мало-мальски вразумительный ответ удавалось далеко не всегда, зато развлечение было гарантировано. Уже хлеб.
Вот и сейчас, еще не дошептав про себя слово «делать», Тари почувствовала деликатное прикосновение к колену, опустила глаза, увидела большую черную кудлатую собаку, опознала в ней нестриженного королевского пуделя – не то чтобы она разбиралась в породах, просто у соседки по коммунальной квартире когда-то был точно такой же пес – и рассмеялась.
– Господи, – сказала она вслух, благо город был совершенно пуст по случаю холодного ноябрьского понедельника, – неужели Ты хочешь сказать, что я должна выгодно продать свою бессмертную душу? Впрочем, вскоре Тари стало не до смеха. Потому что пудель явно не собирался превращаться в элегантного антропоморфного беса. Что, в общем, еще полбеды. Гораздо хуже, что его гипотетические владельцы так и не объявились, хотя времени догнать и призвать к порядку собаку у них было предостаточно.