Сказки старого Вильнюса IV

Я этому не то чтобы рад, но и возражать не стану. Погодите только, отдам вам деньги за книги. А то нечестно получилось…

– За какие книги? – опешила Тари.

– За те, которые вы вчера купили у букиниста. Лавки-то на самом деле не было. А значит, не было и книг. Та, которая про незапертые дворы, вообще пока не дописана, да и напечатают ли ее хоть когда-нибудь, даже мне не известно. Впрочем, я бы очень хотел. И даже позаботился заранее, опережая события, обзавестись несколькими экземплярами. Это вполне возможно, когда коэффициент вероятности материализации объекта довольно велик… Впрочем, ладно. Хватит морочить вам голову. Вот ваши семнадцать евро. Моя совесть чиста.

– Не знаю, как там дворы, но «Внутренняя Монголия» действительно существует! – почему-то возмутилась Тари. – И художник Бойс жил на свете. И выставка его работ в Русском музее действительно была! И книга…

– Существует, конечно, – согласился Иоганн-Георг. – Просто мне не хочется с ней расставаться. А она от меня почему-то бегает по всем книжным лавкам, как ни запирай. Друзья смеются, дескать, у меня такой невыносимый характер, что даже книжки из библиотеки разбегаются. Но я с ними не согласен. Характер как характер. И остальные книги спокойно стоят на полках, только этой неймется.

– И ее можно понять, – буркнула Тари, пряча деньги в карман.

А потом открыла стеклянную дверь и вышла на улицу. Прошла несколько метров, не удержалась и обернулась. Объяснила себе: убедиться, что он за мной не погнался. Но и сама понимала, что скорее в надежде, что это случится. Что психованный Иоганн-Георг выйдет следом, чтобы еще раз попытаться ее уговорить.

Но он не вышел. Да и неоткуда было ему выходить. Не было на улице Стиклю кафе с пустой оранжевой вывеской. На его месте располагалось что-то вроде художественной галереи. Специально вернулась, чтобы посмотреть на витрину – так и есть, какие-то странные скульптуры из камней и металла. Вот уж кому, кстати, не нужен дизайнер интерьеров, сами с усами. Так здорово все оформили, что хоть в ученики к ним просись.

Но кому нужна великовозрастная ученица без вида на жительства и хоть каких-нибудь планов на будущее, кроме вполне здравой идеи продать теткину квартиру и ехать домой. Ну или даже прямо сейчас ехать, а продавать потом. Когда забудется эта дурацкая история, и мысль о возвращении в Вильнюс перестанет вызывать нервный тик.

Себе – и то не особо нужна.

Пересекая улицу Диджои, Тари вдруг обнаружила, что плачет. Причем не просто позволяет скупой слезе катиться по щеке, а натурально рыдает в три ручья. Или в четыре. Или даже в шесть, кто ж их сосчитает, эти ручьи.

Дорогу переходила почти вслепую. Сначала посмотрите налево, потом – направо. И там, и там никаких автомобилей, только разноцветный туман. Вполне можно переходить. Уцелела, надо думать, только благодаря деликатности местных водителей, ползающим по улицам Старого Города даже медленней, чем разрешено суровыми дорожными знаками. Привыкли, что всюду бродят туристы, восхищенные, разочарованные, растерянные, а временами рыдающие. Такие, как, например, я.

В общем, дорогу Тари как-то перешла, свернула на свою улицу Савичяус, даже мимо ведущих во двор ворот не промахнулась. Но до подъезда так и не добралась, сбитая с ног черным лохматым вихрем по имени Кот.

– Мяу! – укоризненно сказал ей большой королевский пудель. И тут же лизнул в нос, дескать, не обижайся, что уронил, это я не со зла, а исключительно от избытка энтузиазма. Мир?

– Кот был совершенно уверен, что по дороге вы передумали, – сказал Иоганн-Георг. – А я, честно говоря, сомневался. Мы с ним даже поспорили. Я дал слово, что если он угадал, «Внутренняя Монголия» ваша. Все равно она от меня бегает, куда деваться, отдам.

Тари жалобно, по-детски шмыгнула носом и вполне безуспешно попыталась утереть слезы рукавом, но голос ее звучал твердо.

– И книжку про дворы тогда тоже отдавайте. Иначе не о чем говорить.

Улица Стотис (Stoties g.) Река Амелес [22] , безрассудный

– А вот с красным рюкзаком – видишь? – идет наша с тобой большая проблема, – мрачно сказала Таня. – Я уже думала, сегодня пронесет. Так хорошо все в последнее время было.

Альгирдас только плечами пожал. Дескать, работа есть работа. А в нашей с тобой работе «все хорошо» – состояние временное, иначе зачем мы вообще нужны.

Ну да.

* * *

В поезде уснул без таблетки. А ведь нарочно не стал ее принимать, хотел всю ночь просидеть, глядя в темноту за окном, изредка мелькающие огоньки человеческих поселений, слушать стук колес. Так любил все это в детстве, думал: вырасту, буду часто-часто кататься в поезде, хотя бы раз в неделю, не выходных.

Давным-давно вырос. Но кататься на поезде раз в неделю как-то не получилось.

Ничего не получилось. Вообще ничего.

Думал: ладно, хотя бы сейчас. Лучше поздно, чем никогда. Хотя в некоторых случаях «сейчас» – это и есть «никогда». Вот, например, в моем.