Сказки Старой Англии

«Послушай, Робин, — сказал мальчик, пока я пытался почистить его пучком сухой травы, — я что-то не совсем понимаю этих людей. Я бежал помочь бедной старухе, а она же сама и набросилась на меня!»

«А чего ты ожидал? — ответил я. — Это, кстати, был тот случай, когда ты мог бы воспользоваться своим умением колдовать, вместо того чтобы бросаться на человека в три раза крупнее тебя».

«Я не догадался, — сказал он. — Зато разок так двинул ему по башке, что это было не хуже любого колдовства».

«Посмотри лучше на свой нос, — посоветовал я, — и оботри с него кровь — да не рукавом! — пожалей хоть то, что уцелело. Вот возьми лист щавеля».

Я-то знал, что скажет леди Эсклермонд. А ему было все равно! Он был счастлив, как цыган, укравший лошадь, хотя его шитый золотом костюмчик, весь покрытый пятнами крови и зелени, спереди походил на костюм древнего человека, которого только что принесли в жертву.

Жители Холмов во всем, конечно же, обвинили меня.

По их представлению, сам мальчик ничего плохого сделать не мог.

«Вы же сами воспитываете его так, чтобы в будущем, когда вы его отпустите, он смог воздействовать на людей, — отвечал я. — Вот он уже и начал это делать. Что ж вы меня стыдите? Мне нечего стыдиться. Он человек и по своей природе тянется к себе подобным».

«Но мы не хотим, чтобы он начинал так, — сказала леди Эсклермонд. — Мы ждём, что в будущем он будет совершать великие дела, а не шляться по ночам и не прыгать через заборы, как цыган».

«Я не виню тебя, Робин, — сказал сэр Хьюон, — но мне действительно кажется, что ты мог бы смотреть за малышом повнимательнее».

«Я все шестнадцать лет слежу за тем, чтобы мальчик не коснулся Холодного Железа, — возразил я. — Вы же знаете не хуже меня, что как только он прикоснётся к железу, он раз и навсегда найдёт свою судьбу, какую бы иную судьбу вы для него ни готовили. Вы мне кое-чем обязаны за такую службу».

Сэр Хьюон в прошлом был человеком, и поэтому был готов со мной согласиться, но леди Эсклермонд, покровительница матерей, переубедила его.

«Мы тебе очень благодарны, — сказал сэр Хьюон, — но считаем, что сейчас ты с мальчиком проводишь слишком много времени на своих холмах».

«Хоть вы меня и упрекнули, — ответил я, — я даю вам последнюю попытку передумать». Ведь я терпеть не мог, когда с меня требовали отчёта в том, что я делаю на собственных холмах. Если бы я не любил мальчика так сильно, я не стал бы даже слушать их попрёки.

«Нет-нет! — сказала леди Эсклермонд. — Когда он бывает со мной, с ним почему-то ничего подобного не происходит. Это целиком твоя вина».

«Раз вы так решили, — воскликнул я, — слушайте же меня!»

Пак дважды рассёк ладонью воздух и продолжал: «Клянусь Дубом, Ясенем и Терновником, а также молотом аса Тора, клянусь перед всеми вами на моих холмах, что с этой вот секунды и до тех пор, когда мальчик найдёт свою судьбу, какой бы она ни была, вы можете вычеркнуть меня из всех своих планов и расчётов».

После этого я исчез, — Пак щёлкнул пальцами, — как исчезает пламя свечи, когда на неё дуешь, и хотя они кричали и звали меня, я больше не показался. Но, однако, я ведь не обещал оставить мальчика без присмотра. Я за ним следил внимательно, очень внимательно! Когда мальчик узнал, что они вынудили меня сделать, он высказал им все, что думает по этому поводу, но они стали так целовать и суетиться вокруг него, что в конце концов (я не виню его, ведь он был ещё маленьким), он стал на все смотреть их глазами, называя себя злым и неблагодарным по отношению к ним. Потом они стали показывать ему новые представления, демонстрировать чудеса, лишь бы он перестал думать о земле и людях. Бедное человеческое сердце! Как он, бывало, кричал и звал меня, а я не мог ни ответить, ни даже дать ему знать, что я рядом!

— Ни разу, ни разу? — спросила Юна. — Даже если ему было очень одиноко?

— Он же не мог, — ответил Дан, подумав. — Ты ведь поклялся молотом Тора, что не будешь вмешиваться, да, Пак?

— Да, молотом Тора! — ответил Пак низким, неожиданно громким голосом, но тут же снова перешёл на мягкий, каким он говорил всегда. — А мальчик действительно загрустил от одиночества, когда перестал меня видеть. Он попытался учить все подряд — учителя у него были хорошие — но я видел, как время от времени он отрывал взор от больших чёрных книг и устремлял его вниз, в долину, к людям. Он стал учиться слагать песни — и тут у него был хороший учитель, — но и песни он пел, повернувшись к Холмам спиной, а лицом вниз, к людям. Я-то видел! Я сидел и горевал так близко, что кролик допрыгнул до меня одним прыжком. Затем он изучил начальную, среднюю и высшую магию. Он обещал леди Эсклермонд, что к людям не подойдёт и близко, поэтому ему пришлось довольствоваться представлениями с созданными им образами, чтобы дать выход своим чувствам.

— Какие ещё представления? — спросила Юна.