Сказки старой Эль

Когда прошло еще тридцать лун, океан вновь прислал человека. Он пробился сквозь весенние шторма на утлой лодчонке, его руки так сильно сжимали обломок весла, что пальцы еще долго носили отпечаток древесного узора. На груди у него висело маленькое зеркальце, блестящее на солнце так остро, что невозможно удержать взгляд. Странник спрятал его под плащ, но Ула успела рассмотреть – точно так же блестели глаза немого мужчины, что спал в ее доме. Золотом, чистым золотом. Огнём.

– Пойдём, – сказала она тому, кто приплыл.

Он кивнул, сложив руки на груди. Лицо Улы было едва видно за меховой оторочкой капюшона, щёки и нос щедро смазаны жиром. «Принял меня за чью-то жену, а я ему в сёстры гожусь. Ничего! Успеет еще рассмотреть».

– Вот, – указала она на кровать и спящего в мехах человека. – Его отдал нам океан. Он жив, дышит, но его сердце едва бьётся. Он ничего не говорит. И взгляд его обжигает, потому он и спит, – добавила она шепотом.

В тёплом доме за толстыми стенами она скинула тяжёлую шубу на пол, сняла рукавицы и плотную унь – островерхую шапку. Чёрные гладкие волосы легли на спину, звякнули колокольчики в ожерелье и очелье. Но странник даже не обернулся.

– Ты говоришь, он нем?

– Нем и наг. Таким нам отдал его океан. Тебя тоже отдал океан. Но ты другой, – Ула склонила голову набок. – Как зовут тебя?

Он наконец обернулся:

– Павле. Павле из Великого леса.

– Пав-ле… А я Ула, дочь охотника Мер-ци.

– Я могу здесь остаться, Ула?

– Да. Мой отец не откажет путнику, – дочь севера чуть помедлила и добавила. – Ты, должно быть промок и замёрз. Возьми тёплую одежду. Я сама её сшила.

Он снял задубевший от соли плащ, жилет и рубаху. На груди его, плечах и спине бежали узоры. Ула вскрикнула, заслоняя лицо:

– Ты демон!

– Нет, человек. Не бойся. Я знаю вашу речь, я приплыл сюда на лодке, ты сама её видела. Посмотри, как ветра мою кожу истрепали, – Павле взял девушку за руку и приложил на мгновение к своей покрасневшей щеке. – А вот он… Он – дракон. Попавший во льды, лишенный своего источника.

– Ах! Не человек, нет?..Кто сказал тебе?

– Вот, -он коснулся зеркальца на груди. – Оно мне все показало и сюда привело.

– Оно, – Ула робко протянула руку к золотой пластине, но так и не коснувшись, отдёрнула, – оно и правда его. Ты знаешь, отчего он всё время спит?

– Он обессилен, его источник далеко,дракон без огня стал человеком.

– Ты тоже… почти как дракон, Пав-ле.

Юноша натянул широкую рубаху, обшитую красными нитками по вороту.

– Нет, я всего лишь драконий хранитель. На моём теле выписаны их пути, те, что ведут к источникам. Чтобы я знал, куда идти, если они забудут… Кому ты шила этот наряд, Ула? – спросил он, проводя рукой по рыбам и солнцу вышитым на груди.

– Тому, кто придёт в этот дом. Но это не он и не ты, – девушка грустно качнула головой.

– Почему же ты дала её мне?

–Чтобы согреть, – девушка снова склонила голову на бок и чуть улыбнулась.

– Спасибо. Ты… Твоя доброта спасла нас.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Ула перестала приходить в ледяной дом своего отца. Суровый охотник Мер-ци курил трубку в углу или пел песни ветруу очага по вечерам. Наконец, когда луна снова должна была народиться, он вынул трубку изо рта и сказал:

– Скоро на охоту пойду. Когда вернусь, я дам тебе две руки собак. И тридцать шкурок бельков, моя дочь сошьёт из них одеяло. Заверни в него спящего человека и уходи. Иди на встречу весне. Спеши.

– Нет, – качнул головой Павле. – Не две руки. Больше. Две и еще два. Дюжину.

– Хорошо! – Мер-ци кивнул и снова сжал ножку трубки зубами.

Дочь севера вышла проводить людей, которых принёс океан. Она долго смотрела им в след, прикрыв рукой глаза, ветер трепал разноцветные ленты на её островерхой унь – Ула звала весну.

*

Лара знала, что вышла слишком поздно и дождей ей не избежать, но всё равно шла. В три-четыре дня она надеялась миновать Озерные пещеры и выбраться на северный тракт, а дальше… Дальше сердце подскажет, куда идти. Где искать его. Павле.

Он носит золотое зеркальце на груди. Он поможет победить жар, иссушающий душу.

Лара шла. Ночевала в дуплах между висячими городами Великого леса. Пополняла запасы в едва знакомых и вовсе незнакомых семьях. Дни слипались в одну сплошную пелену. А ночью во всех её снах был кто-то огромный, золотой, дышащий огнём. Именно он вел её дальше – от дерева к дереву, от одногогорода к другому.Его зов, едва различимый в дождь и стужу, был все-таки сильнее зимнего молчания, постепенно сковавшего Великий лес.