Сказки Таргистана

Между ними состоялся странный разговор. Точнее, этот разговор мог бы состояться, если бы куклы могли разговаривать.

На самом же деле некоторое время кукла-царь и кукла-дура стояли друг напротив друга и молчали (если бы, конечно, они могли стоять и молчать), – если бы они могли говорить вслух, то тогда бы это так называлось. Но мы же знаем, что, на самом деле, они разговаривали громко, очень бурно, перебивая друг друга, но на телепатическом языке. Так вот, если бы вы могли услышать, то вы бы услышали, как кукла-дура сказала кукле-царю.

– Что ты на меня так смотришь? Будто блох во мне выискиваешь.

Кукла-царь не обратила внимание на дурье ехидство. И лишь произнес.

– Кукла-дура, нас всех спаси. На тебя наша последняя надежда. Иначе Таргистан превратится в огромную бессловесную тварь, и на Громаре воцарится царица Холопка. А мы превратимся из теней слов в тени теней, и нас даже под землей не будет видно, потому что в конце-концов мы исчезнем, словно бы растаем. Мы станем ничто. И будем нигде.

На что кукла-дура резонно возразила.

– Для этого я должна стать куклой-силой или куклой-ум, или куклой-мудростью. Я же умею быть лишь куклой-дурой. Какая от меня польза?

Кукла-царь даже подскочила от возмущения.

Самое время обратить ваше внимание на еще одно существенное отличие жизни в Куклоне от таргистанской обычной жизни. В Куклоне не было вещей. Например, не было стола, или стула, или ложки, но были – кукла-стол и кукла-стул, кукла-ложка, на которых, разумеется, сидеть нельзя было, как, впрочем, и есть ими, поскольку они были не для того, чтобы их использовали, но они жили затем, чтобы сохранять слова. Поэтому, кукла-царь сидела не на троне, когда разговаривала с куклой-дурой, да и, вообще, она не сидела, впрочем, она и не стояла. И разговор у них был, не как царя с одним из своих подданных, а как двух кукол, одна из которых жила жизнью царя, а другая жизнью дуры.

Ну, так вот, кукла-царь подскочила пружиной на том месте, где она как бы и не стояла, и, хитроумно прищурившись, почти нараспев, сказала.

– Ну, как же ты не понимаешь. Такой случай. Нам не обойтись силой, умом или мудростью. Нет. Всего этого недостаточно, или слишком много. Ты умеешь мечтать, да так, как никто не умеет мечтать, ты умеешь фантазировать так, как никто из нас не умеет фантазировать. Помоги нам усыпить куклу-сон.

Как известно, главное отличие дуры или дурака от всех остальных в том, что дурак умеет только мечтать, но ничего и никогда не делает. Зато, смешивая между собой мечты и реальную жизнь, дураки соглашаются на такие задания, от которых остальные откажутся от страха или ума. Итак, кукла-дура пошла спасать всех, потому что у нее не было ни страха, ни ума, лишь надежда на Бога.

Да. Еще кукла-царь отрядил на помощь кукле-дуре куклу– ключ, куклу-спасение, куклу-жизнь и куклу-погоняло, которые жили рядом с пещерой куклы-царь.

И кукла-дура попросила сорок шесть тысяч четыреста секунд: три тысячи шестьсот секунд на всякий случай, десять тысяч восемьсот секунд на советы с друзьями и еще тридцать две тысячи четыреста секунд, чтобы помечтать, – то есть придаться своему главному и дурацкому занятию, во время которого приходят в голову самые неожиданные и прелестные мысли.

Перво-наперво кукла-ключ отомкнула все пещеры, в которых жили затворниками куклы, чтобы кукла-дура могла свободно входить в пещеры или выходить из пещер. Затем кукла-дура постучала в стенку кукле-сказке, которая жила в соседней пещере, та постучалась к своему соседу кукле-открытию, а та, в свою очередь, нашла куклу-отверстие, которая привела к ним куклу-дыру. Так между двумя пещерами открылась сквозная настоящая дыра, которая редко бывает между разными куклами слов, впрочем, так же как редко бывает сквозной смысл между разными словами. На открытие дыры и всех пещер ушло ровно три тысячи шестьсот секунд, которые кукла-дура попросила, как она выразилась, на всякий случай.

Наконец, кукла-дура принялась за дело.

И только затем между куклой-дурой и куклой-сказкой началась молчаливая внешне беседа, продолжавшаяся три тысячи шестьсот секунд.