– Довольно-таки часто, когда хочется побыть одному, – ответил он, отпирая скрипучую, потемневшую дверь и пропуская меня внутрь. – Здесь можешь снять платье, – кивнул он в сторону маленькой комнатушки, смежной с большим помещением. – Я дам тебе рубаху и носки. А платье повешу у камина. Пара часов и оно высохнет.
Сказав это, он пошарил в резном шкафу и протянул мне белую льняную рубашку, затем подкинул несколько поленьев в тлеющие угли камина. Взяв одежду, я направилась в комнатку, которая оказалась небольшой спальней, и быстро переоделась, с наслаждением освободившись от мокрого одеяния. Натянув рубаху, которая едва-едва доходила мне до середины бедра, я отчаянно огляделась, понимая, что в таком виде щеголять перед варгом – это верх неприличия. Подойдя к кровати, стащила с нее сиреневое покрывало и укуталась в него. Выйдя в таком виде из комнатушки, протянула платье мужчине, который уже тоже был переодет в чистую одежду, состоявшую из белой рубашки и черных штанов. Увидев меня, он хмыкнул и повесил платье на спинку стула, который придвинул поближе к камину.
– Садись, – кивнул на кресло, стоявшее тоже около него. – Сейчас чай заварю. Согреешься.
Пока я устраивалась в кресле, мужчина налил из чайника в большую чашку чай и протянул мне. Взяв ее в руки, я потянула носом и удивленно проговорила:
– Лаванда и мята?
– Да, – пожал он плечами, наполняя и свою чашку чаем.
Когда он уселся напротив меня, устало откинувшись на спинку кресла, я инстинктивно посильнее закуталась в покрывало, подтянув к себе ноги. Губы Аргона тронула едва заметная улыбка, словно его забавляло мое поведение, но говорить он ничего не стал. В комнате повисла томительная тишина, прерываемая лишь треском горящих в камине поленьев. Пока я не понимала куда себя деть под пристальным взглядом мужчины, тот в свою очередь спокойно взирал на меня. Занервничав, я поднялась на ноги и, прижимая одной рукой покрывало к себе, второй же держа чашку, прошлась по комнате, с интересом разглядывая обстановку дома.
– Это вы? – удивленно спросила, посмотрев на портрет, висящий на обложенной камнем стене
– Я. Не похож разве? – усмехнулся варг, наблюдая за мной.
– Похожи, – прислонив чашку к груди, задумчиво проговорила я, скользя взглядом по картине, на которой варгу было, скорее всего, около тридцати лет, не более. – Борода вам очень идет. Отчего сбрили?
– Не знаю, в походе было не до бритья, поэтому и отрастил бороду, – пожал он плечами. – Эту картину рисовала в походе художница одна пленная. Когда она закончила портрет, я отпустил ее.
– С любовью рисовала, – больше для себя, чем для варга, проговорила тихо я.
– Почему с любовью? – заставил опомниться меня заинтересованный голос.
– Ну…взгляд такой у вас здесь добрый. Вроде бы ничего особенного в картине нет. Портрет как портрет, но создавался с теплом. Если бы вас рисовал кто-то, кто пылал бы к вам ненавистью, то так не вышло бы, обязательно художник невольно да отразил бы нечто в чертах такое, в чем можно было уловить, как он вас ненавидит. А так, – я повернулась к варгу, – у вас с ней были отношения? С этой художницей.
– Может ты будешь служить в моем гарнизоне лазутчиков? – едва уловимая улыбка тронула губы варга, когда он услышал это. – Да, у меня с этой девушкой были отношения. И нарисовать портрет – это была ее идея. Она тогда сказала, что как только сделает последний штрих – война закончится в нашу пользу. Я посмеялся только, но так и вышло. В благодарность я отпустил и ее саму, и представителей ее ковена.
– Ведьма значит, – засмеялась я, поставив чашку на стол. – Пророчица. Видела просто, что вы победите.
Стоя перед сидящим в кресле варгом всего сантиметрах в двадцати от него, я с интересом смотрела на него сверху вниз, судорожно сжимая пальцами окутывающее меня покрывало. В какой-то момент в платиновых глазах мужчины вновь мелькнуло нечто такое, что я видела тогда после поцелуя. То же едкое, пожирающее какое-то чувство, которое словно рвалось из него, кипело и пылало, но проявляло себя лишь во взгляде. Мой внутренний мир враз среагировал на этот взгляд, заставив задышать чаще, отрывистее, так, словно мне страшно от чего-то, чего я еще не понимала. Не знаю почему, не могла дать объяснения своему поступку, но моя рука потянулась к щеке сидящего мужчины, на миг замерла, и наконец дотронулась до его слегка колючей от легкой небритости кожи в том месте, где пролегали отметины минувшей борьбы за право жить. Глаза варга сузились и огонь в них стал еще ярче.
– Вы не такой, как остальные вервольфы, – хрипло проговорила я так, словно за меня в это время слова произносил некто другой.
– Почему не такой? – спросил варг, и я ощутила его выдох на своей ладони.