Два дня. Господи, я думала они будут для меня вечностью, но нет. Следующие два дня пролетели словно мгновение. Два дня я как завороженная наблюдала за всем, что меня теперь окружало. Новая жизнь, новое место, люди, впечатления, какая-то нескончаемая красота и…радость, такими бы я словами описала эти два дня. Я удивлялась как ребенок всему, что было теперь в моей жизни и порой не могла сдержать веселый смех, увидав то ли какое-то искусное украшение, преподнесённое мне в подарок Дэвором, то ли попробовав просто потрясающий торт, испеченный Лилит, то ли во время прогулки увидев искусно вырезанную из дерева кормушку для голубей, по вечерам на которой зажигали фонарь и туда слетались миниатюрные лесные фэйри, весело щебеча и собирая хлебные крошки для своих лесных пернатых друзей. Все впечатления, которые я получала, находясь в столице, были красочными и необычными для меня, девчонки, выросшей без присутствия в ее жизни такой роскоши, которая меня окружала в данный момент. Дэвор же просто наблюдал за мной и моим таким искренним, как он говорил, восхищением всем, что было для него обычным делом. Я более его не провоцировала, понимая, что мне нужно разобраться в себе без тех чувств, которые я получала едва только он касался меня. Но порой, видя, как темнеют и без того черные глаза мужчины, когда я нахожусь совсем рядом с ним, мурашки так и бежали по моей коже, давая понять, что нужно заканчивать с этой непонятной обороной и двигаться дальше. Эсмиру я так и не видела, но, как сказал Дэвор, с ней было все в порядке, хотя она еще более рьяно, чем я, отстаивала возможность своего выбора, которого у нее не было здесь. Мне правда передали письмо от нее.
Марисоль не отходила от меня ни на шаг все это время, требуя от меня внимание так, словно хотела насытиться моим присутствием в доме и в ее жизни.
– Да что ты такое выбираешь! – восклицала она, видя, как я пытаюсь из принесенных Лилит тканей выбрать что-то не столь дорогое, но красивое. – У папы куча денег, бери что тебе нравится! – с этими словами она обязательно вытаскивала из вороха тканей что-то просто баснословно дорогое и протягивала мне. – Вот такое тебе нужно носить! – у нее словно была интуиция на то, что и сколько стоит.
Затрагивать тему замка я не очень хотела, даже ради себя самой, но мне до ужаса были нужны некоторые ответы, поэтому однажды, сидя с ней за карточной игрой, я спросила:
– Как ты за все это время не выдала себя перед Ароном?
Девочка вмиг зыркнула на меня недовольным взглядом.
– Папа сказал, что имя Арона – табу здесь теперь. Ты же вроде как влюблена в него была, – проговорила она.
Я опешила от такой прямоты.
Потом, помолчав, она проговорила:
– Он у меня маму отобрал. Поэтому я молчала. Месть своего рода. Он неплохой, но то, что из-за него так сильно страдал мой папа – это прощать нельзя.
– Поэтому ты и пыталась извести тех ведьм, с которыми у него завязывались или назревали отношения? – я изучающе посмотрела на девочку.
– Да, – просто ответила она, рассматривая свои карты. – Я, конечно, лучше бы головы им сворачивала, но понимала, что тогда он бы меня точно убил. А так приходилось выставлять себя капризным ребенком, но зато за такое строго не наказывали тогда. Я не злая, как ты сейчас обо мне думаешь, – она перевела на меня свой отнюдь не детский взгляд. – Просто есть вещи, которые прощать нельзя. И я не прощаю. Никогда.
– А меня? Это же ты решила сохранить мне жизнь, сказав папе о том, что я сателлит? Зачем ты это сделала?